Садовник (история одного маньяка)
Шрифт:
При этой мысли в голове замкнуло.
И Эд решил: думать вообще не стоит. Только действовать!
Он подхватил ключи, документы и деньги и почти выбежал из номера.
Уже на улице, глотнув промозглого воздуха, вспомнил о кое-чем. Вернулся и принялся барабанить по стойке, дожидаясь администратора. Наконец явился трясущийся старичок в измятых брюках.
Эд поспешно поинтересовался у него, какой сегодня день недели и который час.
Пряча отвратительную понимающую ухмылку в углах усов, старичок наклонился
– Вторник, полшестого уже. Могу показать толковое место неподалеку - на пересечении улиц…
Названия Эд не дослушал - пнул входную дверь и помчался к машине.
Он притормозил в позволительной близости от отделения. Остаток пути преодолел пешком - быстро, не глядя по сторонам, почти переходя на бег…
Почему-то казалось, что завтра будет поздно. Что ничего уже не выяснится. Что Куцый просто обязан задержаться на работе именно сегодня! Что это - единственный шанс.
Разумеется, никаких связей с реальностью подобное убеждение не имело. Но Эду было плевать.
Все те же зеркальные двери - утешало. Рванув их на себя, он оказался в знакомом холле перед стойкой и дежурным, который встретил его вопросительным взглядом.
Воздух зашипел в горле (позорный признак волнения), и вместо внятной речи вырвалось какое-то бульканье.
– Куцый на месте?
– Кто?
– с явным сомнением.
– Куцый Михаил Петрович, следователь. Кабинет на втором этаже, за углом. Он на месте?
Дежурный вздохнул и, решив, что посетитель не стоит такого внимания, погрузился обратно в недра упитанного журнала.
Эд непроизвольно сжал кулаки. И потребовал снова:
– Мне срочно нужно к Куцему!
– Такого нет в нашем…
– Был два года назад!
Что-то в его голосе заставило мужчину в форме поднять голову.
– Успокойтесь, гражданин. Я, может, и новый человек здесь, но уверяю…
– Мне до зарезунужен Куцый!
Некоторое время они обменивались напряженными взглядами. Затем дежурный сдался - с отчетливым нежеланием покинул насиженное место, бросил раздраженно: «Ждите», - и не спеша, пытаясь сохранить хотя бы видимость собственного превосходства, начал поднимался по лестнице…
Эд нетерпеливо постукивал по столешнице. Потом топтался у двери. Потом большими нервными шагами мерил холл. В конце концов, смирившись с неотвратимостью ожидания, он направился к ряду пластиковых кресел, подпиравших стену в углу. Вдали, на последнем из них, громоздилось нечто бесформенное, очертаниями отдаленно напоминающее человека.
Но Эд, занятый своими проблемами, не всматривался.
Неожиданно «нечто» поднялось и, с трудом преодолев разделяющее их расстояние, плюхнулось в соседнее кресло. Эда накрыло монументальным вековым перегаром в сочетании с тяжелой вонью немытого
Из них (единственного, что осталось в этом существе от человека) полыхнуло намеком.
– Ты уже з-знаешь, - бомж наклонился к нему поближе (видимо, для создания интимности). Вонь усилилась, и Эда чуть не вывернуло (как же можно так опуститься?!).
– Да… Ты– точно знаешь!…
И, словно удовлетворившись этим нетривиальным умозаключением, он откинулся на спинку стула, прикрыв тяжелые коричневатые веки, вновь погрузившись в круг своих зыбких фантазий.
В это мгновение на лестнице зазвучали шаги. Брезгливо спихнув руку соседа с рукава, Эд поднялся навстречу дежурному.
А в спину ему донеслось:
– З-запомни… это - ловушка… - и расслабленное посапывание смрадного незнакомца ознаменовало конец его недолгого присутствия в мире мыслящих существ.
– Куцый Михаил Петрович в нашем отделении не работает, - уверенно сказал мужчина.
– Но два года назад…
– И не работал - я выяснял у участкового, который тут уже лет пятнадцать. Не было такого. Никогда…Может, вы отделение перепутали?
– в глазах дежурного мелькнуло сочувствие. Впрочем, недолгое.
– Нет, - ответил Эд скорее себе, чем ему.
Из темного угла донеслось шевеление и глухой, злорадный смешок.
Эд бросился на улицу!
Налетел на кого-то в дверях. Не извинившись (да и, в общем-то, не заметив сбитого), помчался к стоянке, расталкивая случайных прохожих, попадавшихся на его пути…
Машину пропускали - он сигналил, как сумасшедший, и выжимал газ до упора, срезая углы по тротуарам, оставляя полосы жженой резины…
Уже на выезде с эстакады Эд вдруг вспомнил о вещах, разбросанных по полу в гостиничном номере. Но сама мысль о том, чтобы еще хоть на мгновение остаться в этом зараженном безумием городе, была нестерпима! И он летел в ночь, летел из последних…
Никаких отелей! Эд держался за руль, пока не начинали сами собой закрываться глаза. Тогда он сворачивал с трассы и проводил пару часов в мертвом сне. Ноги затекали, и приходилось тратить драгоценное время, растирая их…
Он просчитал, что по проселочным дорогам, минуя оживленные трассы, получится быстрее. И плутал, смертельно боясь пропустить нужный поворот, поминутно сверяясь с картой… Изумрудным вихрем распугивая меланхоличных коров и их погонщиков с раскрытыми от изумления ртами…
И все равно какое-то отвратительное ощущение нарастало - разгоняло кровь до гудения, не давало свободно вдохнуть, наматывало кишки на огромный кулак и дергало, проверяя их прочность…
Сердце тикало в свинцовых сетях.