Сага о Бельфлёрах
Шрифт:
Но в тот раз, когда его впервые увидела двоюродная тетка Вероника, Лею искренне поразило нечто не просто странное, но, казалось, необратимое в поведении старой дамы. Спускаясь вниз по широкой винтовой лестнице, держась одной рукой за перила, а второй, чтобы не споткнуться, придерживая и слегка приподняв тяжелые черные юбки, Вероника вдруг увидела, как Паслён (в тот вечер он впервые официально исполнял роль «личного слуги» Леи и был облачен в новенькую нарядную ливрею) придвигает стул своей госпожи ближе к огню; и вот, прямо так, с поднятой ногой в высоком ботинке на шнуровке, она замерла на месте, судорожно вцепившись в перила. С каким странным выражением глядела тетка Вероника на карлика, который, поскольку стоял согнувшись в три погибели, сначала ее не заметил. И только когда он начал пятиться назад, без устали кланяясь, то поднял глаза и увидел ее… и на какой-то миг тоже замер. А Лея, которая в другой ситуации скорее позабавилась бы, почувствовала почти неуловимую взаимную настороженность тетки и Паслёна; не то что они узнали друг друга, тут было сложнее — тут было другое (и это было почти невозможно объяснить): словно они оба почуяли своего.
Не любили Паслёна и кошки. Ни Джинджер, ни Том, ни Мисти, ни Тристрам с Минервой; и в особенности — Малелеил, которого Паслён старался задобрить, предлагая ему свежайшую кошачью мяту (он носил при себе пучки разных трав, бережно завернутые в вощеную бумагу и завязанные ниткой, в нескольких кожаных мешочках и деревянных коробочках), но животное продолжало держаться на порядочной дистанции и не поддавалось на соблазны. Однажды Джермейн застала Паслёна в полутемной зале для гостей, обшитой тиковым деревом, когда он, склонясь еще ниже обычного и держа что-то в обтянутой перчаткой руке, повторял: кис-кис-кис-кис своим резким визгливым голосом — и в ту же секунду Малелеил, вздыбив шерсть на спине и распушив хвост, шмыгнул мимо карлика и выбежал из залы. Паслён постоял, потом понюхал пучок травы, что держал в руке и заковылял вслед за котом: кис-кис-кис, иди сюда, киса, кис-кис-кис-кис… — звал он терпеливо, безо всякой обиды.
Автомобили
В хорошеньком двухместном «бьюике» канареечно-желтого цвета с щегольскими спицованными колесами сбежали Гарт и Золотко, а в маленьком резвом «фиате» (подарок Шаффа на ее недавний день рождения) — красном, как пожарная машина, с кремовым откидным верхом и полированными колесными дисками — одним чудесным осенним утром улизнули Кристабель с Демутом Ходжем, и бегство их, веселое, отчаянно-лихое, проходило короткими перегонами со скоростью в сто миль в час даже по горному серпантину. Новомодный «оберн», матово-белый с серой обивкой и красующимися снаружи выхлопными трубами сияющего хромированного металла, тоже двухместный, уносил по лабиринтам анонимного европейского города — возможно, Рима — юную красавицу актрису Иветт Боннер в фильме «Потерянная любовь», который тайком посмотрела почти вся Бельфлёрова молодежь (обсуждая не только личность актрисы — ведь это, конечно, была Иоланда — или бывает столь удивительное сходство? — но и вероятность того, что в жизни ли, на экране ли, но у нее были пусть и дразняще туманные, но несомненно эротические отношения с молодым усатеньким французом, который столь дерзко и эффектно увозил ее героиню прочь).
Много лет назад (в подтверждение сохранились фотографии в сепии) прадед Иеремия, несмотря на свою незадачливость и душевную угнетенность, все же стал обладателем одного из первых авто в округе, яркого нарядного «пежо», в котором пассажиры (в том числе прабабка Эльвира в разукрашенной шляпе с широкими полями и надежно завязанными под подбородком лентами) сидели друг напротив друга. Отделкой машина напоминала конный экипаж — с открытым верхом, с колесами вроде велосипедных, со спицами, и одним-единственным фонарем. (А узоры, которыми был разрисован кузов, даже на неважного качества снимках выглядели изысканно-прекрасными и приводили Джермейн на ум стеганые одеяла тети Матильды.) Ноэль, Хайрам и Жан-Пьер какое-то время вместе владели прелестной малышкой «пежо-бебе», пока его не отобрали отцовские кредиторы; комфортно в машине мог устроиться только один человек, она ужасно шумела, была небезопасна, с почти до смешного безвкусной отделкой (бирюзовые кожаные сиденья, бирюзовый же обод на колесах; кузов полосатый, черно-золотой; и четыре громадные фары; а латунный клаксон издавал оглушительный, малоприличный звук, призванный отпугивать лошадей встречных экипажей) и имела славу единственного в штате автомобиля подобного класса. И если Хайрама уже в зрелом возрасте никогда не интересовали машины и он отказывался учиться водить (и терпеть не мог даже семейный лимузин, хотя водил его высоко квалифицированный шофер), то не потому ли, что он до сих пор вспоминал «пежо-бебе» с искренним восторгом, а первый «черный период», которым он время от времени был подвержен — когда ощущаешь вокруг беспросветный и безвоздушный мрак, — он испытал, когда машину продали на аукционе. («Зачем что-то любить, если тебя неизбежно ждет потеря, зачем любить женщину, — часто размышлял он, — если наверняка потеряешь ее…» Так что он не слишком всерьез, надо сказать, любил свою юную жену, и не испытывал особой любви к бедняге Вёрнону, чья гибель заставила его испытать стыд — ибо он всегда знал, что парень выставит себя шутом! — не в меньшей степени, чем отеческое горе.)
Очевидно, что «моррис булноуз» Стэнтона Пима вызывал у родни Деллы не меньше негодования, чем его дерзкое стремление жениться — и жить как ни в чем не бывало — на наследнице Бельфлёров; ведь, пусть «буллноуз» и был небольшим по размерам и стоил дешевле, чем любая машина в их тогдашнем семейном парке (шестицилиндровый «напье» и седан «пирс-эрроу»), но его спортивная элегантность и латунная фурнитура возмущала братьев и кузенов Деллы как неуместная и не подобающая младшему служащему банка в Нотога-Фоллз. (После смерти Стэнтона Делла незамедлительно продала ее. И Ноэль, и их кузен по имени Лорен предлагали Делле купить у нее машину — и за вполне приличные деньги, — но она отказалась. Уж лучше я съеду на ней в Лейк-Нуар
Жених двоюродной тетки Вероники, Ратнер Норст, называвший себя графом — не исключено, что с полным правом, несмотря на сомнения Бельфлёров (ведь, в конце концов, он был, по крайней мере, по его словам, ближайшим другом знаменитого графа Зборовского, того самого, который владел разнообразной собственностью в Нью-Йорке, развлекался напропалую в Париже и погиб в ужасной аварии на своем роскошном «мерседесе», участвуя в гонке на юге Франции), — водил изумительной красоты «лансию лямбда»: черную, как катафалк, осанистую, царственную, с несущим кузовом и независимой передней подвеской, и Бельфлёры ему завидовали, хотя подозревали, что Норст купил ее с рук: на дверях машины были странные царапины, как и на передних крыльях, а запах, исходивший от мягких сидений цвета металлик сильно напоминал вонь стоячего пруда, если не могильную.
На протяжении нескольких лет у Бельфлёров была только одна «солидная» машина — темно-розовый «кадиллак» со стальными спицевыми колесами, одно из первых произведений «Флитвуд Брогхамз» (в ней были удобные коврики для ног, лампа для чтения с регулировкой на шарнирах и малахитовая фурнитура — и это еще не всё!); именно этот автомобиль, явно нуждавшийся в покраске, получил Гидеон в качестве свадебного подарка, чтобы он мог с шиком повезти свою юную жену в укромный отель для молодоженов; но в то время Гидеон, по уши влюбленный в лошадей, впрочем, как и в Лею, не мог оценить по достоинству семилитровый восьмицилиндровый двигатель автомобиля, который вез их почти бесшумно, хотя неслись они, не всегда осознавая это, на предельной скорости. После позорного проигрыша лилового «пирс-эрроу» в Пэ-де-Сабль Гидеон приобрел через своего друга Бенджамена Стоуна (сына филантропа Уолтема Стоуна, который сколотил состояние на продаже стиральных машин), несколько уникальных автомобилей в Порт-Орискани: великолепную «испано-сюизу»; восстановленный «астон мартин»; «бентли» цвета зеленого бутылочного стекла (ею восхищался лорд Данрейвен); а несколько позже, как раз во время стачки рабочих-мигрантов, — белый «роллс-ройс купе» с практически беззвучным двигателем, ставший бессменным фаворитом Гидеона, по крайней мере, до той страшной аварии.
«Роллс», конечно, был выбран в качестве большого семейного автомобиля почти единодушно; а поскольку состояние Бельфлёров росло и росло, они также приобрели, под сильным нажимом Леи, шестиместный «сильвер-гост» в самом что ни на есть роскошном убранстве: кожаный салон, вручную крашенные приборные щитки, серебряные пепельницы, зеркала в серебряной оправе, фурнитура из золота, пушистые коврики для ног (из меха аляскинского волка — он тогда только появился). С каким потрясающим — и каким уместным — шиком притормозит он у ворот Государственной исправительной тюрьмы Похатасси, чтобы увезти домой Жан-Пьера, бедного, жалкого, с пепельно-бледным лицом, который получит в конце концов помилование губернатора штата. Но, разумеется, не «роллс-ройс» взяла Лея, когда в сопровождении своего слуги Паслёна, Джермейн и юного Джаспера (мальчик так бурно развивался, что, казалось, знал теперь о семейных финансах не меньше Хайрама и лишь немногим меньше, чем Лея) поехала на юг страны в бесплодной и крайне опрометчивой попытке догнать и вернуть обратно свою строптивую дочь Кристабель; в эту поездку Лея отправилась на скромном и практичном «нэше», который, по ее расчетам, не привлечет внимания ни к себе, ни к своим пассажирам. Впрочем, она так и не поймала Кристабель с ее любовником Демутом, а власти так и не нашли их «фиат», хотя Эдгар сразу же заявил об угоне. (Какой щедрый подарок с его стороны, ярко-красный автомобиль-купе с кремовым верхом и ослепительно сияющими дисками! — и все это, как горько сетовала старая мисс Шафф, для того чтобы обыкновенная шлюшка могла сбежать от мужа и семьи; кто знает, не этот ли самый «фиат» и навел ее на мысль завести интрижку и сбежать из Шафф-холла?)
В разные годы — не в строгом хронологическом порядке (потому что Бельфлёры, оглядываясь назад, безо всякого стеснения нарушали этот самый порядок, а на самом деле, по убеждению Джермейн, высокомерно презирали его) — Бельфлёрам принадлежали: лимузин «паккард», седан «пирс-эрроу», зеленый «штутц-биркэт» и некое авто под названием «скриппс-бут» (которое, казалось, никто и не помнил); судя по страховому полису, был еще «проспер-ламбер», очевидно, французского производства, с ацетиленовыми фарами и сиденьями из крашеной лайки. Еще были «додж» и «ла салль» и несколько «фордов», включая две модели «А» — самые неуправляемые из всех. Интерес к автомобилям у членов семейства отличался кардинально, да и у каждого из них на протяжении жизни варьировался; впрочем, Юэн заявлял, что его мало беспокоит, на чем именно ехать, лишь бы добраться до нужного места быстро и без лишних затрат. Так что он, пожалуй, обеспокоенно наблюдал за внезапным увлечением Гидеона машинами, которое, на его взгляд, было менее оправданно, чем его прежняя одержимость лошадьми — ведь теперь Гидеон был все-таки взрослым мужчиной, а не импульсивным мальчишкой.
Сам Юэн был вполне доволен надежным, солидным американским красавцем «паккардом», хотя для своей пассии (разведенки Розалинды Мэнкс, называющей себя поющей актрисой) он приобрел при содействии Гидеона и Бенджамена Стоуна щегольской голубой «ягуар» с обивкой из крашеного кролика и серебряной фурнитурой, который частенько мчался на дикой скорости даже по самым узким улочкам Нотога-Фоллз прямо под носом у дорожной полиции — и словно невидимый для нее. (Юэн был не против, чтобы Лили научилась водить, хотя и не поощрял ее в этом, но, конечно, у него не было времени ее учить, и он с облегчением и благодарностью выслушал мнение Альберта, который пытался учить мать вождению на «нэше» Леи — мол, дело безнадежное). У самого Альберта был «шевроле-каприс», который однажды войдет в боковое столкновение с пикапом одного фермера-арендатора, Альберт получит травмы, а фермер погибнет на месте; Джаспер водил удобный и практичный «форд», всего с парой царапин, а Мор-на получит на день рождения от молодого мужа хорошенький шоколадного цвета «порше». Бромвел же никогда не будет владеть машиной, ему даже не суждено было научиться водить.