Сага о Годрланде

Сторбаш Н.В.

Сторхельт усилил нажим. И я застонал, чувствуя, как мои ребра вдавливаются внутрь и выжимают остатки воздуха.

В Бездну! Я решительно убрал Хальфсена из стаи и смог немного вдохнуть, ощутил покалывания в теле от дара Дударя, что спешно исцелял невидимые раны. А как задышал, так пожалел о своем поступке. Хальфсен ведь заслужил свое место! Он не сделал ничего супротив меня или хирда. Это ведь не трусливый Стейн!

Но я держался! Тулле же говорил, чтоб я не позволял своему дару своевольничать, вот я и не позволяю!

Наоборот, надо приучать себя и к выкидыванию хирдманов из стаи! Жаль, что умерших я стереть не могу, до сих пор чувствую холод на месте потухших огней.

Еще нажим! Зрители опустились на лавки, а один поспешно вышел из зала. Не выдержал даже оттуда, слюнтяй!

Клетус лишь медленно багровел да двигал плечами, словно разгоняя застоявшуюся кровь.

Еще сильнее! Я словно вернулся к началу состязания, когда еще не дотянулся до дара Слепого. Даже с ним меня начало придавливать к земле, снова замедлилось дыхание. Покалывания пробегали всё чаще и резче.

Еще!

Сторхельтова сила разошлась дальше по сторонам, и еще двое, опираясь о стены, выползли за дверь. Сарапы пока сидели.

А ведь я могу и проиграть! Да, у меня есть дар Слепого, но дары хирдманов отдаются через стаю не в полной мере. Дударь исцеляется быстрее и легче, чем любой из ульверов. В бою с Квигульвом равный ему хирдман проигрывает в бою на копьях. Коршун слышит руны дальше и лучше… Тулле предполагал, что с ростом хирда эта разница будет уменьшаться. А еще Слепой, как ни крути, хускарл, против меня же стоял хельт.

Великан пробасил что-то на фагрском, вскинул руки, и меня попросту снесло его силой. Я сам не понял, как очутился на четвереньках. Давление тут же пропало. Как раз вовремя, иначе б я уткнулся носом прямо в песок.

Кто-то подхватил меня под руку и вздернул на ноги. Клетус!

Он встревоженно смотрел на меня и что-то говорил. Я же высвободился из его захвата и сказал, тяжело дыша:

— Если это твой дар, то в следующем состязании я выиграю.

Сторхельт бережно похлопал нас обоих по спинам, едва не выбив дух. В зал потянулись люди, среди них и мои ульверы. Снова все загомонили, зашумели, начали выкрикивать имя Клетуса. Его поздравляли, хлопали по плечам…

— Хальфсена ты верно убрал, — сказал Тулле, пробравшись ко мне. — Слепой был важнее.

— Всё едино не выстоял, — вздохнул я, а потом вздрогнул: — Погодь! Как понял? Все ульверы поняли?

— Нет, увидел, как твоя нить к нему истончилась. Разве что Хальфсен и догадался, но он умный, сам поймет, что к чему. Сражаться-то сможешь?

— Да. Надо будет Слепого и Дударя усилить. Да и ты застоялся.

Тулле криво усмехнулся:

— Тяжко быть жрецу хельтом. Опасно.

— Ну, ты ж никогда трусом не был.

— Не только для меня, но и для других. Почему, думаешь, Мамировы жрецы людей сторонятся?

Я хотел спросить почему, но было уже не до того. Что-то кричал Милий,

не в силах прорваться через толпу. Хозяин пира старался успокоить людей. Эгиль оглушил меня на одно ухо, рассказав, как сила сторхельта уложила наземь половину гостей, что ждали за стеной.

— А некоторые прям в пруд плюхнулись, горящее масло на себя опрокинули. А всё равно ж вода, не сгорели. Правда, чуть не утоп один, сильно захмелел.

Наконец хозяин пира угомонил людей, напомнив им про второе состязание. Милий протиснулся ко мне, весь взъерошенный, с перекособоченной одеждой.

— Господин спрашивает, готов ли ты биться, и напоминает, что бой не до смерти, — пропыхтел он.

— Да, готов. А потом уходим отсюда! — сказал я погромче, чтоб ульверы слышали.

У нас пиры могут и по несколько дней идти без продыху, но то ж у нас! Без купален и без плясуний, а веселья больше, люди искреннее. Сами в бодран бьют, сами на дудке или тальхарпе играют, сами висы читают и песни поют, сами и пляшут, и дерутся. Кто устал, тот уснул прямо на лавке, и никто его не спихивает, не уносит. А зачем? Проснется, а идти никуда не надо, уже на пиру!

Словом, устал я от веселья, и чужая речь уж набила оскомину.

Гости расселись по лавкам, и на песке остались только мы с Клетусом. Я был в одних тряпках, без кольчуги и шлема, и он тоже не стал ничего надевать лишнего. Только топор против меча. Хельт против хельта. Норд против фагра.

Клетус стоял, опустив острие меча к песку. Его лицо и глаза были спокойны. Он что, вообще меня не боится? Думает, норды ни на что не годны? Я шагнул к нему, потом оттолкнулся пяткой и резко замахнулся. Фагр вскинул меч, и первый усиленный удар обрушился на него сверху. Оглушительно прозвенела сталь. Мы отскочили друг от друга. Клетус легонько тряхнул рукой с мечом, знать, я ее чуток отсушил.

Тогда я напрыгнул снова и на сей раз атаковал без замаха, снизу вверх. Он увернулся. Я перехватил топор левой рукой и без промедления ударил сверху наискось. Фагр отскочил назад. Рывок к нему. Я бил без продыху слева и справа, колол шипом с другой стороны лезвия, закручивал топор, пинал и пытался подсекать ему ноги, но ублюдок вертелся точно уж в корыте, уклонялся, отскакивал, отбивал. И ни разу, фагрская морда, не атаковал в ответ. Будто ему эта победа вовсе не нужна, но и сдаваться он не хочет.

Даже стая не помогала. Если бы мы бились хирдами, тогда я бы показал всё, на что способен мой дар, но в поединке один на один с него толку мало. Особенно после смерти Альрика. Слишком мало боевых даров! Слишком мало! Но ведь и у Клетуса неподходящий дар. Значит, мы оба полагаемся лишь на свои силы. Тогда почему я хуже?

Я взревел и бросился на него с удвоенной силой.

— Бейся, сучий потрох! Дерись!

Если я дотянусь, то раскромсаю к тварям его тупую голову!

— Бейся!