Сага о Хельги
Шрифт:
Прошло несколько мгновений, но битва на корабле остановилась. Викинги с обеих сторон отошли на несколько шагов друг от друга и смотрели, не покажется ли над водой голова. Кетиль сделал несколько шагов вдоль борта, чтобы видеть, если Торгейр попробует пронырнуть под килем и попытаться влезть в лодку.
Однако, видно, Торгейр был настолько ошеломлен, что дыхания доплыть до лодки ему не хватило. Среди волн показалась голова, и в нее одновременно полетели копье Кетиля и стрела Калле. Торгейр снова ушел под воду. Все и в лодке, и на корабле смотрели на волны, освещаемые луной. Кетиль начал считать
Кетиль посмотрел на них и сплюнул:
– Если бы мне не нужны были гребцы, чтобы вернуться на Боргундархольм, я бы велел вам отправляться через борт, вслед за вашим вождем. Но в память о том, что когда-то мы хлебали из одного котла, я не буду убивать вас. Молите богов, чтобы так же решили и жители окрестных деревень, когда мы оставим вас без оружия на берегу.
И «Чайка» на веслах вернулась к месту их стоянки. После тех, кто был с Торгейром, включая двоих раненых, лишили всего имущества и изгнали, дав им только воды и немного солонины.
И Кетиль сказал:
– Не в моих привычках отпускать предателей, однако верю я, что вина за все лежит на Торгейре. И теперь судьба этих людей – в руках богов.
На это Хельги ответил:
– Многие сказали бы, что не к лицу вождю подобная мягкость.
– Ты стал жадным до крови, Хельги Скальд? – спросил Кетиль. – Еще вчера мне казалось, что в бою, коли понадобится, Торгейр закроет меня собой. Но вышло по-иному. И то же можно сказать и про тех, кто пошел с ним. Еще вчера мы грелись с ними у одного костра. И не было труда им заколоть нас во сне. Но они не сделали этого. Так что теперь пусть боги рассудят, какую кару им понести.
Хельги отвел взгляд и сказал:
– Сейчас я хочу только одного – спать.
И он нашел свое одеяло, которое так и лежало у потухшего костра рядом с ведром со смолой, завернулся в него и сразу же заснул. Кетиль, переговорив с Тосте, поступил так же.
Сага об Эйрике ярле и том, как «Железный баран» отправился в свое последнее плавание
Через день на Боргундархольм пришли корабли ярла Эйрика и конунга свеев. На острове они провели один день. Тосте, как смог, починил парус «Чайки», однако ярл велел Кетилю посадить большую часть своих людей на «Железного барана», сказав, что для битвы с кораблями Олафа сына Трюггви «Чайка» все равно мала.
И ярл, и Гудбранд сильно огорчились, когда узнали об измене Торгейра, но ярл сказал так:
– Что ж, он сам выбрал свою судьбу, а ты снова доказал, что по праву – вождь. Однако не забудьте навестить Ульфа, когда будете на Готланде. Сдается мне, слишком уж он рьяно послужил Олафу, чтобы теперь спокойно жить в своей усадьбе.
А Гудбранд добавил:
– Если из пяти дюжин людей за Торгейром пошли только шестеро, то недорого стоит такой вождь, как он. И был бы он поумнее, вернул бы Ульфу его золото. Да видно, зависть поселилась в его сердце после похода в Халогаланд.
На это Кетиль ответил:
– Наука мне в том, что даже самых верных людей нельзя оставлять так надолго. А золото может пересилить верность, особенно ежели Торгейр уже бывал в дружине сына Трюггви. Что же до его людей, то
– Посмотрим теперь, на что сгодится «Железный баран», – сказал ярл. – И если боги услышат мои молитвы, то Хельги Скальду будет о чем сложить новую драпу.
Гудбранд и Кетиль засмеялись, а потом пошли к своим кораблям. И все они отплыли на юго-запад. Шли они медленно, потому как было у них почти семь дюжин кораблей, и Олаф конунг свеев вместе с ярлом Эйриком не раз заставляли их перестраиваться для боя в один ряд, а потом крыльям идти вперед, окружая воображаемого врага. Только к вечеру увидели они белые скалистые берега острова, что Тосте назвал островом Ругов, а Эдла прежде называла Руяном.
Оттуда они пошли на запад, покуда не вошли в залив, укрытый от моря с севера длинным островом, поросшим лесом. На западной оконечности острова был холм, который Тосте назвал Свольдом, и сказал, что по его имени прозвали и сам остров. С вершины холма море было видать далеко-далеко, что на запад, что на восток. И у его подножия с южной стороны конунг и ярл поставили свои шатры.
Через день с холма увидели корабли, приближающиеся с запада. Конунг Олаф хотел было поднять тревогу, однако ярл Эйрик успокоил его, сказав, что не смог бы сын Трюггви пройти мимо них так далеко на запад и, видать, те корабли – драккары конунга Свейна. Так и оказалось, и немало радости было в их стане, когда корабли сосчитали и вышло, что всего у них почти дюжина дюжин больших и малых драккаров. И на каждом по четыре-пять дюжин воинов.
Но не все в их стане ликовали. Гудбранд, когда стояли они с Хельги и Кетилем и смотрели на море, говорил так:
– Хотя у сына Трюггви кораблей поменьше нашего, но из них одиннадцать так велики, что нам и не снилось. И готов я принести добрую жертву Одину, если не разбегутся перед Олафом все те, кто сейчас так радуется нашему великому числу, как только первые стрелы упадут на них с высоких бортов его драккаров.
На это Кетиль отвечал:
– У Олафа сына Трюггви всего около пяти дюжин кораблей – мы с Хельги их считали, когда притворялись рыбаками в Зунде. И из них только одиннадцать больших, а пятьдесят – корабли ополчения бондов, что не больше наших. И если мы даже пошлем по два корабля на каждый корабль ополчения, то и для Олафа у нас останется кое-что. Неужто, собери мы по двадцать кораблей от Свейна, Олафа конунга свеев и от нас, не сможем одолеть одиннадцать кораблей Олафа?
– Корабли сосчитать и я могу, сын мой. Да только меч мой налился тяжестью, и чувствую я, нелегкая битва нам предстоит. Хотя и верю я в то, что мы победим. Однако не стоит заранее пировать и делить добро, которое есть у сына Трюггви и его людей.
Прошло еще пять дней, и все это время даны и шведы пировали и хвастали, кто из них возьмет лучшую добычу. Даже сам конунг Свейн сказал, что сделает «Длинного змея» своим кораблем, когда захватит его. На это ярл Эйрик ответил, что непросто будет захватить такой большой корабль. Но Свейн уже выпил крепкого пива и потому крикнул Эйрику: