Сага о йорге
Шрифт:
Сыпался мелкий дождь со снегом, ветер бросался, трепал одежду и завывал в скалах, словно голодный пес. За скалами ревело море. Брета брела наугад, съежившись от холода, охватив плечи руками; дырявая и вытертая котиковая шкура - наследство Ноэмы, и такая же древняя грубая льняная рубашка нисколько не защищали от ветра и дождя. На мутный снег и на грязь под ногами то и дело капало красным - кровь из рассеченной брови и разбитого носа никак останавливалась, смешиваясь с дождевой водой и растекаясь подтеками по груди.
Никаких мыслей не было. Была боль; саднило
В шале пахло ольхой, хвоей и чистым снегом. Теплое брюхо камина потрескивало дровами. В прозрачную стену издали, не решаясь нарушить девственную белизну склона, заглядывали горы, одетые в морозные юбки еловых лесов.
Они устроились прямо на полу.
– Любовь - это когда соединяются два глойса, - говорил Тай, наливая в бокалы красного из высокогорлой узкой бутылки.
– Вот так, краешками, как два облака, соединяясь в одно.
На снежную грудь Вайсхорна сейчас оперлась белая тучка, словно присевшая отдохнуть голубка.
Вино пахло летом. Терпкий вкус, уколов кислинкой, разливался эфирным мускатным ручьем, принося, как в ладошке, спелую виноградную гроздь и поцелуй солнечного луча. Вспоминались, явственно ощущались прохлада утренней росы на босых ногах, и ветерок по спине; слышалось как гудят пчелы над медовым лугом.
– Мы будем вместе - всегда, так же как сейчас.
Через стекло бокала лицо Тая выглядело толстенным... Айла улыбнулась.
– Ты глупый и наивный мальчишка. Большой, но такой наивный...
Тай, курсант последнего курса академии боевой менталистики уже принял комплекс регенерации. Они никогда не смогут завести ребенка. Целибат - вещь суровая, и не оставляет вариантов для некоторых нюансов...
– Но ведь любовь - это не только соединение тел?
– горячился Тай.
– Мы же всегда чувствуем друг друга, у нас - ментальное единство! Мы же можем быть вместе - на уровне душ...
Вино отдавало кислинкой, но отчего-то стало соленым.
Молчали. На Вайсхорн прилетела еще одна тучка, подвигая бочком первую... Тихонько потрескивал камин, облизывая красный рот светящимися языками. Где-то наверху, на чердаке, возились голуби.
– А знаешь что?
– прервал затянувшееся молчание Тай.
– А давай полетаем? Прямо сейчас?
А что? Это тоже способ стряхнуть уныние... Любовь как соединение глойсов. На ментальном уровне. Две параллельных ментальных пути, обоюдное духовное обогащение...
– Оденься, - сказала Аяла, когда они уже выбегали во двор, настраивая глойсы для полета, и одевая лыжи.
– Там мороз - минус пять.
Тай засмеялся, мельком глянув на себя - футболка и шорты - чем не одежда для минус пяти?
– Ты, наверное, забыла, что я теперь - полубог?
– схватил Аялу
– Я - йорг! Моё тело неуязвимо! Ни холод, ни жара, ни камни с неба!
Они взяли разгон по белому склону, оттолкнулись... и полетели. Вверх, вверх, на тугих воздушных потоках, над головами заснеженных елей, над скалами и над пропастью. Глойс понемногу выпускал; коснувшись лыжами снега, проехавшись и оттолкнувшись, они опять взмыли вверх, к белой тучке на груди Вайсхорна...
Брета, еще частью сознания летая над вершинами невиданных гор, очнулась. Под ногами хлюпала жидкая грязь. Сердилось море, вздыхал на террасах лес и сыпал мокрый снег. Беглянка оглянулась, пытаясь разглядеть, как далеко она зашла. Она уже давно перебралась через камни у Гребня - даже не заметила; слева темнели скальные уступы, поросшие кустарником, справа - обрывистое нагромождение каменных глыб на берегу, за которым ворчало и злилось море. "Это тропа в гард, к пещерам рабов" - узнала окрестности Бру. "Я далеко забрела, почти к самым пещерам, пора возвращаться в хейдрик. Там, наверное, все уже улеглись".
На снежную грудь Вайсхорна легла белая тучка. Вино пахло летом...
Брета вытерла тыльной стороной ладони кровь на губе, постояла еще мгновение... И пошла обратно, к поселку.
Тварь она увидела в нескольких шагах впереди себя на тропе. Небольшое, похожее на мокрую лису существо сейчас наклонило голову, вылизывая человеческую кровь на камнях и на снегу - там, где капало из разбитой губы у Бреты. Приглядевшись, девушка вздрогнула: ей никогда не приходилось видеть такого создания. Похожая одновременно на небольшую собаку, скорее, на грязно-серую с рыжими полосами лису, существо одновременно напоминала огромную крысу, роттера. Позади волочился по земле голый крысиный хвост. Собака, видимо, имела щенков: под животом были заметны черные набухшие соски.
Существо подняла морду, облизнулась и посмотрела на хьярнку. Показалось, что на голове существа нет кожи - лишь голый череп, частично покрытый клочьями шерсти; угрожающе торчали загнутые клыки. Фосфорные зеленые огоньки зажглись в глазах зверюги. Брете стало жутко. Она не могла сейчас отвести взгляд от зловещих огоньков в глазах собаки. Кругом - ни души, темнота подползает со всех сторон.
Девушка подняла камень и неумело, слабо швырнула.
– Борт! Уходи, тварь!
– скорее прошептала замерзшими губами, чем закричала Бру.
Даже не отступив ни на шаг от брошенного Бретой камня, который подкатился к ее лапам, тварь обнюхала его, и посмотрела на противницу. Огоньки в звериных глазах из холодных зеленых превратились в лютые красные.
– Борт! Вон ...
Брета сделала вид, что наклоняется за еще одним камнем. Но крыса-лиса не испугалась. Пригнулась угрожающе, готовясь к броску, яростно оскалилась, и издала звук, больше похожий на шипение змеи, рычание собаки, и одновременно - блеяние козы.
Ненависть. Брета представила, как ее тело жрет эта зверюга, доставая из разорванного живота скользкие окровавленные кишки...