Салат из креветок с убийством
Шрифт:
Не нужно было ввязываться в это расследование, — думал Беркович по дороге домой. Ничего в этом деле нет. Медицинское противоречие? Верить нужно лабораторным анализам, а не внешним симптомам.
Но умер же человек от чего-то, и если не от пищевого отравления, то по какой причине?
— Послушай, Рон, — сказал Беркович, позвонив Хану, тоже ехавшему домой — правда, в противоположную часть Тель-Авива, — я все думаю о противоречии между внешними признаками и внутренним состоянием.
— А! — воскликнул эксперт. — И ты тоже! Я
— Давай сверим, пришли ли мы к одинаковым выводам. Как решаются противоречия? Либо в пространстве, либо во времени. С пространством мы ничего поделать не можем — речь идет об одном человеке, а не о двух разных. Значит…
— Значит — время, — подхватил Хан. — В тот момент, когда забирали для анализа пищу из желудка Бергмана, там уже не было токсина. Все впиталось в кровь.
— Анализ крови тоже делали, — напомнил Беркович.
— Это было первое, что предприняли врачи, — согласился Хан. — Как только больного положили под капельницу, взяли кровь. Ничего не обнаружили и больше кровью не занимались, да и не до того было.
— Вот! — воскликнул Беркович. — Токсин начал действовать, когда Бергман съел грибной соус. Когда его привезли в больницу, в крови этой отравы еще не было, а в желудке еще была. Потом, четверть или полчаса спустя, картина радикально изменилась — токсин перекочевал из желудка в кровь…
— Скорее, — предположил Хан, — большая часть распалась на безвредные составляющие, но и меньшей оказалось достаточно…
— Так и было! — воскликнул Беркович.
— Ну и что? — философски заметил Хан. — Это наши предположения. Даже если эксгумировать тело и провести вскрытие, уверен, следов токсина я не найду ни в желудке, ни в крови. В современной токсикологии существует больше десяти препаратов…
— Я понял, не нужно читать мне лекцию, — прервал друга Беркович. — Гиблое дело, верно?
— Абсолютно, — вздохнул Хан.
Весь вечер Беркович был задумчив, и когда Наташа решила рано отправиться спать (ей было скучно смотреть телевизор с молчавшим и погруженным в себя мужем), он тоже поплелся в спальню. Лег, обнял жену и неожиданно спросил:
— Зачем убивать человека, у которого нет врагов?
— Сейчас нет, а вчера, может, были, — пробормотала Наташа.
— Вот и я об этом. Противоречие, верно? Извини, я сейчас.
В гостиную Беркович прошлепал босиком, забыв о тапочках. Позвонил сначала в полицейский архив, вызвав приступ раздражения у дежурного, а потом сел к компьютеру и до трех ночи разбирался с историей приватизации в российской металлургической промышленности.
Утром Беркович уехал из дома, когда Наташа еще спала, зато вечером вернулся рано и в хорошем расположении духа.
— Пойдем к кафе? — предложила Наташа. — Арончик хочет в «Азриэли» — поиграть на детской площадке.
— Непременно, — сказал Беркович. — А по дороге я тебе расскажу о деле, которое сегодня закончил.
Так он и сделал. Арончик
— Когда приватизировали комбинат, Бергман, как многие другие в те годы, заработал много денег, но оставил с носом лучших друзей, которые ему помогали. Когда в середине девяностых начались разборки, Бергман сбежал в Израиль, воображая, что здесь его не достанут. В списке присутствовавших на похоронах был только один человек, который знал Бергмана по прошлой жизни: Хаим Чернецкий.
— Так он же о смерти Бергмана узнал по радио, — напомнила Наташа.
— Узнал по радио, — согласился Беркович. — И дома у Бергмана не бывал никогда. Алиби безупречное. А подарочек бывшему шефу послал по почте. Коробку конфет от бывшего сослуживца Бергман получил за три дня до гибели. Тогда же и попробовал — покойный любил сладкое, это Анна Моисеевна подтвердила. Оставшиеся конфеты доели вместе — Бергман угостил домработницу.
— Конфеты были отравлены? Но ведь женщина не…
— Само по себе вещество безвредно, но из организма довольно долго не выводится. И если в это время съесть обычные, совершенно не ядовитые грибы…
— Я поняла! — воскликнула Наташа. — Я читала о таких ядах. Где же я об этом читала? Совсем недавно… Но откуда Чернецкий знал, что Бергман будет есть грибы?
— Уж это он мог предположить с полным основанием, — пожал плечами Беркович. — Вкусы бывшего начальника были ему хорошо знакомы. Вместе в свое время по грибы ходили. Чернецкий прекрасно понимал, что Бергман и в Израиле останется заядлым грибником. На прошлой неделе прошли первые в этом сезоне дожди, и о том, что в лесах сейчас много грибов, даже в новостях сообщали. Подгадать с посылочкой было не так уж сложно.
— Допустим! Но достать яд, наверно, очень сложно? Это не цианистый калий.
— В России? За деньги? Все что угодно. В девяносто восьмом Чернецкий с семьей репатриировался в Израиль и привез с собой эту отраву. Несколько лет ушло на то, чтобы все разузнать.
— Он сознался? — помолчав, спросила Наташа.
— Ты, как Вышинский, считаешь, что признание — царица доказательств? — с укором спросил Беркович. — Нет, молчит, как рыба. Но доказательства есть. Мы нашли бутылочку с токсином.
— Он ее не выбросил? — поразилась Наташа. — Самую главную улику? Это же глупо!
— Знаешь, во сколько она ему обошлась? Деньги пожалел. К тому же, он не весь яд использовал — даже меньше половины. А если бы сейчас фокус не сработал, и пришлось бы повторить попытку? Нет, Наташа, яд ему был еще нужен. К тому же, Чернецкий был уверен, что никто его не вычислит. Я видел его на похоронах, и знаешь, о чем подумал? Вот человек, который любил покойного.
— Как же ты ошибся, — иронически сказала Наташа.