Салават Юлаев

Злобин Степан Павлович

Толпа у ворот стояла уныло, не расходясь, не подыскивая себе никакого места. Да и что им было в месте — не кочевники: с ними не было войлочных кошей, только вымокшая одежонка на плечах укрывала их от ветра и дождя.

— Видишь, русских тоже не впускают, — утешил Салават Кинзю.

Стоявшие за их спинами башкиры и тептяри шептались о том же.

Наступила ночь. Костры едва тлелись по широкой степи. Опять моросил дождик. Вновь прибылые крестьяне, не выбирая места в степи, прижались к самым стенам крепости, стремясь под ними укрыться от дождика…

Салават хотел уже пойти к себе в кош, когда по ту сторону деревянной стены в крепости послышался топот копыт, скрип колёс, голоса людей.

— Эй, воротные! Давай-ка отворяй! — крикнул кто-то снизу.

— Кто едет? — спросил караульный казан.

— Слезь, тогда увидишь! Разуй глаза-то! — раздался повелительный окрик.

— Нам попусту спускаться не указ. Ты сам отзовись! — откликнулся воротный.

— Да ты что, сатана, оглох?! Ить я государев судья войсковой!

— Алекса-андра Иваныч! — зашумел казак. — Прощенья просим. Ить, право, я тебя по голосу не признал! Сей миг отворю!

Слышно было, как казак поспешно затопотал сапогами, сбегая по лестнице с башни.

Второй казак, склонясь с башни, негромко окликнул:

— Эй, ватаманиха! Сам Творогов едет. Он у государя в первых. Проси его. Укажет, то и в крепость вас впустим…

Салават услыхал эти слова и тоже зашагал к воротам.

Толпа русских крестьян, башкир, тептярей, мишарей сбилась у самых ворот. Слышны были какие-то переговоры и перекоры, пока отпирали замки на воротах изнутри крепости, но вот ворота со скрипом растворились, и с понуканием и хлёстом кнутов из ворот потянулись воза.

— Куды-то столько возов? — спросил воротный, которого Салават узнал по голосу.

— Не твоего ума! Сколько надо, столь и возов! — огрызнулся хозяин обоза.

— Тпру-у! Но-о, пошла-а!.. Давай, давай влево! Смотри, бес, колесом-то в яму! Зава-алишь!.. — кричали казаки-возницы, нахлёстывая лошадей, выводя их под уздцы и присвечивая фонарями под колёса возов.

— С дороги! Эй! Что за толпа сошлась?! — грозно прикрикнул рослый казак, войсковой судья Творогов. — Дайте-ка возам проехать!

Первой осмелилась подступиться к грозному начальнику крестьянская атаманша:

— Лександр Иваныч, укажи воротным нас в стены пустить.

— Отколь вы пришли, что за люди?

— Из крепостных крестьян мы, по государеву кличу сошлись…

— А мы ведь башкирцы, тептяри, мишари — всяких народов люди, — сказал Салават, подошедши к Творогову.

— Когда ж государь баб-то кликал? Для бабьей службы у него и казачек довольно будет! — обратясь к атаманше, насмешливо пошутил Творогов, даже не глядя на Салавата.

— А ты бы зубы-то не чесал, Лександра Иваныч, — отрезала атаманша. — Ведь люди дома побросали, семейки покинули, землю, господ побили, на государеву службу пришли, а ты над судьбой народной и над царским указом глумишься, как скоморох!

— Я вам без шутки, братцы, скажу — и башкирцам и русским, — серьёзно сказал Творогов, спрыгнув с седла. — Шли бы вы все по домам, откуда прибрались.

— Как по домам?!

Ведь мы к государю! — воскликнул Салават, не веря ушам.

— Мы к батюшке пресветлому царю. Он нам письмо писал, — подхватили в толпе крестьян, окружая Творогова.

— Дьячок читал! — раздались голоса.

— Мы всем сходом слушали да сразу и взялись кто за топор, а тот — за вилы…

— Лихо! — воскликнул Творогов и добавил: — Да, вишь, ныне уж и нужда миновалась у государя.

— Аль с государыней примирился? — спросил пожилой крестьянин. — Ну, дело божье, любовь да совет… А крестьянам-то будет ли воля?..

— Да как ведь сказать… — неопределённо начал Творогов.

Но в это время воротный казак подошёл к нему.

— Лександра Иваныч, а дозволь-ка спросить тебя не во гнев: куды ты с собою из крепости пушки повёз?

— А ты что за спросчик? — одёрнул воротного Творогов.

— Я не спросчик, а караульный казак, — не унялся тот. — Я службу знаю! Пошто с тобой пушки? — настойчиво повторил он.

— Те пушки мои. Я сам их с Яика вёз на своих лошадях!

— А я мыслил — царские пушки! — сказал казак. — А где же ты такой закон взял, что пушки твои?

— Не твоего ума! — остановил его Творогов. — А сказываешь, что службу знаешь! Стратигия — тайное дело! — поучительно сказал он. — Куды государь указал, туда и поставлю их, чтобы способней палить. А перед тобой мне ответ держать не пристало. И недосуг мне с тобой.

— Ан я человек-то досужий и с любопытством тоже! — с дерзкой насмешкой возразил казак. — Стратигия — тайна, конечно. Не смею пытать, куды пушки поставишь, а с бабой пошто?

— С какой бабой! Ну-ка, с дороги! — оттолкнув воротного в грудь, нетерпеливо прикрикнул Творогов.

— А с той бабой, какая сидит на возу-то с тремя сундуками. Картечью её заряжаешь, что ли?! — не отступался казак.

— Пусти-ка ты, зубоскал! — в смущении и со злостью воскликнул Творогов и взялся за луку, ставя ногу в стремя.

Но воротный казак ухватил коня под уздцы, а другою рукой дёрнул Творогова за полу полушубка, так что дюжий судья повалился наземь.

— Не пущу! Так-то пушки из крепости не вывозят! — со злостью рыкнул казак. — Где проходная бумага на пушки?

— А вот тебе проходная! — Творогов живо вскочил, развернулся и ткнул казака под глаз кулаком.

Казак пошатнулся, схватился за глаз.

Салават решительно надвинулся на Творогова.

— А ведь мы тебя свяжем, казак! — твёрдо сказал он.

— Меня?! Да я вот велю моим казакам… — заикнулся тот.

— И тебя! — поддержал Салавата воротный казак, хватая за грудь войскового судью.

— И свяжем! — воскликнула мужицкая атаманша. — Куды от царя пушки тащишь?!

— Ах вы, нехристи окаянные! Да что вы к нему привязались! Ить он войсковой судья, ироды! — внезапно раздался бабий визгливый голос. И тучная казачка, расталкивая толпу, подступила к Салавату. — Не он один пушки тащит! А через те ворота сколь проехало люду — и пушки и порох увозят… Уж раз порешила на Яик…