Салават Юлаев

Злобин Степан Павлович

— Куды ж тебя, тятя? — спросила она.

— Вишь, куды-то с обозом, а может, в Уфу, — сказал он. — Да ты, Аксютка, не бойся. Избу запри, поживи у крёстной, покуда вернусь.

— Неужто тебя на войну?! — спросила она со слезами.

— Какой уж я воин! Отпустят… Небось все деревни кругом обобрали, то им и обоз большой нужен.

— Эй, хозяин, ты скоро? — крикнул мужской голос откуда-то от ворот.

— Как споро, так скоро! — ворчливо отозвался кузнец.

— Давай шевели-ись! — скомандовал тот же голос.

И Салават услыхал, как кузнец понукал лошадей.

Это был

провиантский отряд, наехавший из Уфы.

Возле самой Уфы уже начали появляться летучие отряды башкир, восставших помещичьих крестьян, беглых с заводов работных людей и беглых солдат. В Уфе что ни день ожидали появления больших полчищ мятежников, готовились к отражению приступов и долгой осаде.

В ожидании осады и высылали из города фурьеров с сильными отрядами солдат для реквизиции провианта по деревням и сельским базарам. Уфимское начальство рассчитывало сделать большие запасы в городе, на случай осады.

В эту ночь из Табынского городка собрали с подводами всех обывателей, велели запрячь всех обывательских лошадей, у кого было по две и по три коровы, тем оставили лишь по одной, остальных привязали к саням и погнали по Белой вверх — по направлению к Уфе.

— Вылазь, что ли, царский полковник! Воин отважный, вылазь! — услыхал Салават злой и крикливый голос Оксаны.

— Ушли? — тихо спросил он.

— Ушли, выходи, — сказала она.

— И тятька ушёл? — спросил он, спускаясь по лестнице.

— И тятька ушёл, и коней уведи и корову… А что же ты, царский полковник, не приказал им отставить? Где же твой приказ? Ишь, ружья-то сколь при тебе. Другой бы стыдился сидеть, когда народ обижают, а ты, знать, не знаешь стыда! Эх ты! Тебе только девичье счастье губить — то твоя царская служба!..

— Ксанка, послушай, — сказал Салават.

— А что тебя слушать, — со злыми слезами перебила она. — Что мне слушать?! Хлеб, скотину позабирали, сани, коней и самих-то погнали невесть куда!.. Что же твой царь не вступился? Полковник?! А где же солдаты твои?

— Моя лошадь цел? — спросил Салават, который всегда неправильно говорил по-русски, когда бывал в раздражении или досаде.

— Твоя цел! — передразнила Оксана. — Лошадь твою сберегла и тебя самого сберегла, а вот батюшку своего сберечи не сумела. Что там с ним подеют?..

— Ладно болтать! Где мой лошадь? — оборвал её Салават.

— Ух, и-ирод! Все твой где, где тво-ой! Возьми, там стоят, где поставил, да чтобы и духом твоим не смердело тут, нехристь проклятый!..

— Ксанка, Ксанка, зачем ругаешь?.. — взволнованно пробормотал Салават.

Он понимал её злость и обиду, но утешать у него не было времени. Он отвязал одну из своих лошадей, сбережённых лишь потому, что они были поставлены сзади кузни и их не видали солдаты.

— Возьми другой лошадь себе! — крикнул он девушке и, не взглянув ей в лицо, вылетел за ворота.

По свежему снегу только в одну сторону, вверх по Идели [19] , лежала дорога, по которой солдаты погнали обоз.

Салават пустился по ней же, поспешая к родным местам.

19

Словом

Идель как именем собственным — Река — башкиры называют Ак-Идель — реку Белую.

На пути лежало большое село Камышлы, где съезжался богатый базар. Невдалеке от него Салават встретил скачущих от базара людей. У них на санях были рыба, баранина, сено, и все возы, словно без клади, рысью мчались с базара.

— Что случилось? Куда вы? — спросил Салават у встречных.

— Солдаты там все забирают! — крикнули на ходу хозяева возов.

Салават лишь на миг задержался и вдруг подхлестнул коня и смело пустился к селу…

Все село Камышлы стонало. Кричали мужчины и женщины, лаяли и завывали собаки, ревел выгоняемый из дворов крупный и мелкий скот. Солдаты вязали возы с тушами мяса, отгоняли живой скот, оцепляли возы с сеном.

Владельцы отобранного провианта и фуража, плача в голос, молили офицера отдать деньги. Но он вместо денег строчил расписки, положив бумагу на спину услужливого солдатика…

Сидя верхом, Салават видел всю площадь и что творится на ней.

Это был конец «удачной» экспедиции провиантского отряда.

Гружёные возы под конвоем солдат двинулись от базара.

Салават, несмотря на мороз, сбросил с себя шубу и в воинском доспехе предстал перед народом.

— Воры! Воры! Воры! — выкрикнул он. — Волки! Волки! Ловите волков! — закричал он ещё громче — и вся площадь утихла. Все замолчали и с любопытством глядели на странного всадника в кольчуге, с саблей, с кинжалом, с сукмаром и боевым топором, с полным колчаном стрел и старинным луком… — Ловите волков! — кричал Салават, как пастух, у которого волки напали на стадо. — Бейте волков! Злой волк — офицер — отнял у вас овец, отнял мясо, сено, коней. Догоним волков!

— Догоним! Лови! Бей! — крикнули голоса из толпы в ответ на призыв Салавата.

— Когда нет ружья, хороша и коса! — крикнул Салават. — Берите косы, лопаты, дубины — что есть. Вставайте! Продай нам свои топоры, — обратился он к продавцу железа.

— Мне продай!

— Мне!

— Мне! — зашумела толпа, и все обступили продавца топоров.

Железные лопаты, несколько кос, вскинутых на плечи, блеснули в толпе.

Базар закипел.

Кругом распрягали лошадей, из саней выкручивали оглобли, превращая их в палицы, на длинные древки насаживали ножи.

И, охваченный вдохновением битвы, Салават неожиданно для себя самого запел:

Помните клич удалых стариков:«Бейте волков, убивайте волков!»Волка убьёшь — добро сбережёшь, —Давний обычай в аулах таков.

Базар восстал, продавцы и покупатели сделались воинами.

Салават тронул коня, и за ним, колыхаясь волнами, как море, двинулась площадь, вливаясь в сельскую улицу, теснясь меж домами грозным потоком…