Салават Юлаев
Шрифт:
Салават собрал тысячу конников и двинулся во главе их к Уфе, чтобы встретиться с удалым полководцем.
«Граф Чернышов» выехал сам в сопровождении свиты навстречу полку, приведённому Салаватом.
Когда Салават увидал его — вспомнилась сцена во «дворце» государя, в тот миг, когда Салават, после выстрела Емельяна в Лысова, шагнул через порог. Лица всех атаманов из военной коллегии пугачевцев повернулись враждебно к Овчинникову и Салавату, только этот, которого звали тогда не «графом», а просто Ванькой Зарубиным, радостно улыбнулся Овчинникову — это был настоящий
Чика — граф Чернышов — был опытный воин. В его полках был порядок и чин, и Салавату захотелось стать его другом.
Чика принял его почётно и доброжелательно, угощал его, показал, как держит осаду, как обстреливает из пушек Уфу, тот самый злосчастный город, в котором сидят жадные до коней и денег чиновники, обещавшие Юлаю помочь в его тяжбе с заводчиками, забравшие сотни коней, соболиных, бобровых и беличьих шкурок, бочки меду, стада баранов и не сделавшие ничего для отца…
От Чики узнал Салават, что Афанасий Иваныч Хлопуша на заводах Урала льёт новые пушки для государя, готовит сабли и пики и всего дня четыре назад он прислал под Уфу четыре новые пушки с чугунными ядрами.
Салават не раз видал заводы, где выплавляли чугун, где ковали железо. Огромные полные жара печи, над которыми по ночам, как над пожарищем, поднималось зарево, казались ему похожими на злобных огнедышащих чудовищ, которые пожирают башкирские леса и приносят горе народу.
Салават по дороге в родную деревню из Берды проезжал мимо такого завода со своим отрядом башкир, но ему и в голову не пришло, что заводом можно овладеть, как городом или крепостью. Огнедышащий завод казался загадочным, неприступным, могучим… Оказывается, Хлопуша не только им овладел, он смирил чудовище и заставил его нести добрую службу, полезную людям. Так волшебники в сказках смиряли злых духов, заставляя их делать добрые дела… Пушки, вылитые Хлопушею на заводе, стреляли в злобных чиновников, которые дрожали от страха, сидя в Уфе, осаждённой Чикою.
Салават загорелся желанием овладеть заводом, но царский указ посылал его снова на север.
Всего лишь с десятком товарищей выехал Салават к своему войску. Но с ним была песня, и песня звала народ к бою. Снова в каждом селении приставали к нему мужчины. Молодые и старые, покидая свои дома, оставляя семьи, брались за оружие.
Салават сулил свободу и славу, звал за собою тех, кто любит родной Урал, кто ненавидит рабство, и каждая песня множила число его спутников.
Под Сарапуль он снова вернулся с тысячей воинов.
В деревнях и сёлах к нему приставали певцы, которые учились его призывающим к битвам песням, и Салават посылал их в леса и горы — звать народ на войну за волю…
В этой поездке почерпнул Салават немало доброго; глядя на порядки, заведённые Чикой, отдал он приказ по своим войскам:
«За воровство у покорных жителей — смерть. За убийство между собой — смерть. За отказ идти в войско — великий штраф».
Когда, вслед за этим приказом, пришли из одной
— Кто обижал деревню? — спросил он. — Выезжай.
Несколько мгновений стояла тишина, потом среди тихого ропота и подталкивания соседей выехало четверо всадников.
— Слышали вы приказ? — спросил Салават.
— Слышали! — вызывающе выкрикнул молодой бурлак. — Чего хочешь, чтобы мы бабами стали?
— А ты, жягет, стал хуже бабы, — перебил его Салават. — Нам нужны воины, а не разбойники. Мы воюем с солдатами, а не детишек бьём. Вешать его, — обратился Салават к воинам.
Но никто не шевельнулся.
— Я говорю: взять их и вешать! — повторил Салават.
Ропот прошёл по войску:
— Ишь, ловок ты русских вешать!
— Своих небось не повесишь!
— Неладно говоришь, полковник! — отчётливо выкрикнул атаман Басов, казачий отряд которого действовал совместно с Салаватом. — Надо круг спросить. Ты с графа уклад хочешь взять. У нас без суда не вешают. Пусть их круг судит…
— И верно, народ пусть судит… Ты что за хан такой! — выкрикнул мародёр. — Правь круг, Басов!
Тогда Басов выехал вперёд.
— Эй, атаманы! — крикнул он. — Храбрые атаманы! Вот четверо мошенников и воров… Они детей и старых обидели, как боярские командиры обижают… Вы на службу государю Петру Фёдоровичу пошли, а они на ваших детей напали и ваше добро грабили… У кого из вас дома хозяйки с робятами остались, атаманы-молодцы? Эти четверо воров ваши домы пограбят, всех детей ваших побьют и хозяек изблудят силой. Любы ли вам такие дела? Что делать с такими волками?
— Вешать их! — закричали теперь из толпы.
— Одних повесим, а других помилуем, коли деревни грабить будут, али всех повесим, кто деревни покорные обижать станет?
Четверо грабителей, побелевшие и растерянные, стояли перед толпой. Они не ожидали, что Басов поможет Салавату, думали, что казак за них вступится перед башкирами, и ошиблись…
— Всех, всех вешать! — кричали из толпы.
— Верно, атаманы, всех вешать. С нынешнего дня всех повесим таких, а из сих для страху лишь главного. Кто у вас за старшого был? — обратился Басов к грабителям.
— Что ты за судья?! — выкрикнул тот же бурлак.
— Не я сужу — круг судит, — ответил ему атаман.
— Говорите, кобели, а то всех повесим! — загудела толпа.
— Вот он, Петрушка, был, — показали трое остальных грабителей. — Он звал…
— Вешать Петрушку, вешать его!..
— Бей! — закричали из толпы.
Молодой бурлак, дерзко отвечавший Салавату, — Петрушка — подобрал поводья. Он решился спастись бегством.
Его сосед, один из четверых грабителей, схватил его под уздцы.
Петрушка выхватил нож и ударил по руке товарища. Тот выпустил поводья, но тут же схватил топор из-за пояса, и в одно мгновение грабитель с расколотой головой медленно сполз с седла.