Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
И даже намеком не осмелился Салтыков сказать, из-за кого «орел» улетел под чужие стяги, пусть сама догадывается.
— Значит, вы считаете, что короля прусского можно побеждать, Петр Семенович?
— Любого можно, ваше величество, победить, ежели с умом к делу подойти. Перехитрить, ежели. Он ведь Фридрих-то оченно хитер, его на арапа не возьмешь, помозговать надо.
— Вот вы и попробуйте. А? Петр Семенович?
Салтыков смутился, пришел отказываться, а угодил, как кур во щи, вроде сам напросился. Сказал смиренно:
— Как прикажете,
— Я посоветовалась с Конференцией, и решили вас назначить главнокомандующим в армию.
— А как же Видим Вилимович?
— У него не получается что-то. Пишем ему, ступайте к Одеру, воюйте. А он ни с места.
— Так ведь зима, ваше величество, куда ж идти? Коней-то чем кормить? Вот в мае трава высыпет, тогда другое дело.
— И вы не поведете?
— Зимой и я не поведу, — твердо сказал Салтыков, в душе радуясь: сейчас, мол, отмотаюсь от главнокомандования.
Однако императрица, вздохнув, неожиданно согласилась:
— Вот видите, вы мне открыли глаза. А Фермор пишет: не пойду, и все. Нет, чтоб объяснить. А ведь все просто: травы нет, не снегом же коней кормить.
«Ой лукавит матушка-то, ой лукавит. Гляди-тко, ровно вчера народилась, того не ведала, чем коней кормят». Однако сделал вид, что поверил ей. Решил сделать последнюю попытку:
— Я согласный, ваше величество, но не сейчас.
— А когда же?
— Сейчас зима. Вилим Вилимович с армией на зимних квартирах на Висле, все у него отлажено с провиантом, с доставкой, с обучением рекрутов. Зачем же мне вламываться в столь стройный механизм? С чего ради?
— Вы так считаете?
— Да, ваше величество. Получается, что я на готовенькое явлюсь. Совестно даже.
— Экий вы совестливый! — засмеялась Елизавета Петровна и не смогла отказать вскормленнику отца: — Ладно. Будь по-вашему, Петр Семенович. Поедете в мае, когда трава высыпет. Уж тогда спрошу с вас. За все спрошу.
— Спасибо, ваше величество, за душевность вашу. Спасибо. Сослужу, не обидитесь.
Выходя из дворца, радовался Петр Семенович. Во-первых, от того, что с ее величеством посчастливилось свидеться, не всякий день такое случается. Ну, а во-вторых, удалось хоть на время отдалить назначение. А к маю, глядишь, передумают.
Дома на вопрос супруги «Зачем звали?» признался:
— На главнокомандующего сватают, мать.
— Ну и согласился?
— Дык куда денешься, назвался груздем…
— Червив груздь-то, — усмехнулась Прасковья Юрьевна.
— Эдак, эдак, — согласился добродушно Петр Семенович. — Отговорился до мая обождать, може, кого помоложе отыщут.
Однако через неделю повезли Салтыкова молодому двору представлять. Тут уж он не стал и кавалерии надевать, явился в своем ландмилицейском мундире.
Великая княгиня, как и императрица, справилась о здоровье и, получив удовлетворительный ответ, спросила вдруг:
— А не страшно браться за сие?
— Страшно, ваше высочество, — неожиданно признался генерал. — Да куда денешься,
Петр Федорович смотрел на нового кандидата в главнокомандующие почти с нескрываемым недоброжелательством.
— И вы думаете воевать с королем Фридрихом?
— Придется, ваше высочество.
— Ну-ну… — многозначительно обронил великий князь.
А когда Салтыков, откланявшись, удалился, Петр сказал своей жене:
— Ничтожество. Такого король одним ногтем, как клопа, раздавит, — и засмеялся, довольный своим остроумием.
11. Вступление в должность
Губернатор Кенигсберга генерал-поручик Корф очень любезно встретил нового главнокомандующего.
— Ваш приезд, ваше сиятельство, надо отметить торжественным ужином, — сказал сразу после обмена приветствиями.
— Ради бога, голубчик, ничего этого не надо.
— Но почему? — удивился Корф.
— Я еще не заслужил этого, — улыбнулся Салтыков. — Давайте лучше поговорим о деле. Как мне сказали, вы отвечаете за снабжение нашей армии продовольствием и снаряжением.
— Да, ваше сиятельство. Но беда в том, что никто из командиров дивизий и полков не считает нужным сообщать мне о своем передвижении. И я часто не знаю, куда мне отправлять обоз с хлебом или снаряжением.
— А вы им писали об этом?
— Боже мой, я в каждом письме молю: куда отправить вам провиант? И никакого ответа. Отправляй хочь на луну.
— А в штаб армии сообщали?
— Да. Я писал в походную провиантскую канцелярию генерал-майору Дицу.
— И что?
— Он тоже не отвечает.
— Ну что ж, — вздохнул Салтыков, — прибуду в штаб, и, если ваши слова подтвердятся, придется расстаться с ним.
— Если вы решитесь уволить Дица, у меня есть на его место прекрасная кандидатура.
— Кто?
— Князь Александр Меншиков.
— Сын Данилыча?
— Да, да. Он уже генерал-поручик, и офицер исполнительный.
— Ну по отцу и должен быть таким. Как магазины по Висле? В них есть хлеб?
— Более чем достаточно.
— Скажите, голубчик, отчего это в этом году снабжение армии обошлось аж в четыре миллиона рублей? Ведь в прошлом году было чуть ли не вдвое меньше.
— Так ведь, ваше сиятельство, помните пословицу: за морем телушка — полушка да рупь перевоз. Даже здесь хлеб привозят сначала в Пиллау, там перегружают на суда, способные пройти по мелководному Фриш-Гафу, потом опять в Эльбинге надо перегружать на плоскодонные суда, которые идут до магазинов, а там — выгрузка в склады. С каждой перегрузкой, понятно, хлеб дорожает. Вот почему нам нужен Кольберг, где хлеб бы выгружали прямо на берег, в склады. А в прошлом году зерно скупали здесь, на месте, из-за моря не везли, потому оно и обошлось дешевле. Но правительство решило, что деньги надо оставлять в России, то есть покупать у своих производителей. В этом есть свой резон, хотя это и намного дороже.