Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
— Да, да, да, очень, — усмехнулся Меншиков. — Проживи Петр еще лет пять, схлопотал бы мой родитель плаху.
— Зачем говорить о том, чего не случилось, голубчик. Да еще и об отце родном. Грех, братец, грех. Александр Данилович под Переволочной пленил шведов, в два раза превосходивших числом его войско. И при том не сделав ни одного выстрела. Это, голубчик, уметь надо.
— Но они уже были разгромлены пред тем под Полтавой, деморализованы.
— Разгромлены, но оружные же, стало быть, драться готовые. А раненый-то зверь индо опасней здорового. Перехитрил их здесь Александр Данилович,
Меншиков со свойственной молодости иронией покосился на старика.
— Вы тоже, Петр Семенович, думаете перехитрить Фридриха?
— Как доведется, голубчик, как доведется. Хитрость в сражении придумывается не загодя.
— Почему?
— Потому как сперва надо угадать, что мне противник уготовил, а сие лишь на поле проявляется, а уж потом свою хитринку супротив евоной придумывать. Своей надо перешибить ее, своей, вот тогда и явится виктория.
По прибытии в Познань Салтыков, поприветствовав Фермора, спросил:
— Небось догадываешься, Вилим Вилимович, с чем я пожаловал?
— Сорока на хвосте еще зимой принесла, Петр Семенович.
— Вот рескрипт ее величества, — сказал Салтыков, протягивая Фермеру пакет.
Тот распечатал его, вынул лист, развернул, прочел написанное там ровным, четким почерком: «Заблагорассудя нашего генерала, графа Солтыкова (Петра Семеновича) отправить к находящейся за границей ныне под командою вашею нашей армии, вам чрез сие о том дать знать восхотели с тем, что как помянутый граф Солтыков пред вами старшинство имеет, то натурально ему и главную команду над всею армиею принять надлежит, и потому вы имеете оную сдать ему. Но при том мы твердо уверены, что вы тем не меньше службу вашу продолжите, особливо же помянутому генералу графу Солтыкову все нужные объяснения подать, и в прочем во всем ему делом и советом вспомоществовать крайне стараться будете».
Фермор прочел рескрипт ее величества и, аккуратно свернув, засунул его в конверт.
— Ну что ж, я рад, Петр Семенович, передать вам сии нелегкие бразды. С чего начнем?
— А как вы полагаете, Вилим Вилимович? — спросил Салтыков, сомневаясь в радости визави, а оттого предлагая ему самому определить порядок действий.
— Я полагаю, надо собрать генералитет.
— Я с вами согласен. Сколько это займет времени?
— Если немедленно разослать рассыльных и учитывая дальность пути до некоторых отрядов, думаю, на послезавтра можно и созывать военный совет.
— Давай на двадцать второе мая, пожалуйста, Видим Вилимович.
— Хорошо.
— А пока я хочу разобраться с Провиантской походной канцелярией.
— Капитан Шиллинг, — обратился Фермор к адъютанту, — проводите главнокомандующего к генералу Дицу.
— Идемте, князь, — кивнул Меншикову Салтыков.
Провиантская походная канцелярия располагалась в небольшой комнатке соседнего дома. Шиллинг, сопровождавший Салтыкова, услужливо распахнул дверь перед ним и громко отчеканил:
— Главнокомандующий, его высокопревосходительство генерал-аншеф Салтыков!
Сказано это было для присутствующих в канцелярии, дабы у них не возникло сомнение
А так мигом вскочили все присутствующие — генерал, бригадир и полковник.
— Садитесь, голубчики, — сказал Салтыков, приискивая взглядом и для себя место. — Где бы мне?
— Прошу за мой стол, ваше сиятельство, — щелкнул каблуками генерал-майор Диц.
— Благодарю вас, генерал, — отвечал Салтыков и сел в кресло начальника канцелярии. — Пожалуйста, генерал, предоставьте мне вашу почту за последний… э-э… скажем, полгода.
— Маслов, почту! — скомандовал Диц.
Полковник полез в свой стол, вынул две папки, принес и положил перед Салтыковым.
— Вот это входящие, ваше сиятельство, это исходящие.
— Разберемся, — сказал Салтыков и, взглянув на Меншикова, посоветовал: — А вы, князь, займитесь пока рационами.
В канцелярии установилась тишина, нарушаемая шелестом страниц, перелистываемых Салтыковым и Меншиковым. Наконец Салтыков спросил:
— Вот я вижу запросы генерал-поручика Корфа — губернатора Кенигсберга. Покажите мне, пожалуйста, ответы на них.
— Но понимаете, ваше сиятельство… — замямлил Диц. — В такой суете… дел выше головы, до ответов ли.
— Полковник, — обратился Салтыков к Маслову, — почему не отвечали?
— Не приказано было, ваше сиятельство.
— Не приказано, — проворчал Салтыков и, взглянув на Хомутова, спросил: — Скажите, бригадир, сколько положено на солдата на год муки?
— Сейчас скажу, — кинулся было Хомутов к бумагам.
— Нет, братец, тебе это на память знать положено. По бумаге и дурак скажет. Может, вы поможете, генерал? — Салтыков взглянул на Дица.
Генерал-майор побледнел, но нашелся:
— Разве все упомнишь, ваше сиятельство.
— А вы, полковник, помните? — обратился граф к Маслову.
— Двадцать один пуд, тридцать фунтов, ваше сиятельство, — отчеканил, не сморгнув глазом, Маслов.
— Правильно, голубчик. Молодец! — И вновь, взглянув на Дица, спросил: — А сколько круп, генерал?
— На год? — спросил тот.
— Да, да, на год.
— Где-то пудов пятнадцать, — промямлил Диц неуверенно.
— А вы как думаете, бригадир?
— Да, около пятнадцати, — поддержал начальника Хомутов.
— Десять пудов, — сказал Маслов, поймав на себе вопросительный взгляд Салтыкова. — Десять пудов крупы гречневой и овсяной.
— Правильно, голубчик, — похвалил опять граф и, покосившись на Дица, сказал: — Вы, генерал, возглавляете провиантскую канцелярию, а брезгуете цифирью. И напрасно. Я, например, назубок знаю порционы солдатские, хотя в провиантской части ни дня не служил. Про пятнадцать пудов вы верно заметить изволили, только сие не солдатам положено, а в зимний период села на одну лошадь, да заодно и восемь с половиной пудов овса на нее же. Так вот, генерал-майор Диц, поскольку у вас не находилось времени отвечать на запрос губернатора, я откомандировываю вас в его распоряжение вместе с бригадиром Хомутовым. Сдавайте дела князю Александру Александровичу Меншикову, и в путь. Честь имею, сударь.