Самая настоящая Золушка
Шрифт:
Кирилл поймал меня за руку.
Я вырвалась.
Я сказала, что мне противны его касания.
Что я лучше срежу кожу до мяса, чем буду жить с чудовищем.
Он попытался снова, потом его глаза стали такими… испуганными. Как будто Кирилл увидел то, что должно было произойти и понял, что не сможет это предотвратить.
И я упала куда-то в черноту.
— Катя! — Настоящее так быстро смешивается с прошлым, что я очень хорошо чувствую себя в момент падения. Болезненно, как свежий солнечный ожог, чувствую собственное нежелание его
Он зачем-то орет мне в лицо, жмурится и часто моргает, но смотрит на меня.
А пока я не могу ничего ответить, хватает на руки, усаживаясь тут же на лестнице, вдавливая меня в свою грудь, словно давно потерянную и чудом найденную часть себя самого.
— Ты не толкал меня, — как чумная, шепчу я. — Ты хотел не дать мне упасть.
— Я очень испугался, — путаясь пальцами в моих волосах, говорит Кирилл. Что-то привело в действие и его внутренний механизм, потому что взамен молчаливого угрюмого манекена я получаю бесконечный поток слов, в которых нет места ни запятым, ни точкам. — Прости, Золушка, я должен был не дать тебе уйти, не дать тебе упасть. Я не знаю, почему так напугал тебя. Я не понимаю, что случилось, но я ненавижу собственные руки за то, что они оказались бесполезны в тот единственный момент моей жизни, когда были действительно нужны.
Мне почти не важно, что он говорит, потому что куда значимее то, что я могу ему верить. Снова. Он не толкал меня. Он пытался уберечь меня от падения.
Это такое облегчение, что хочется плакать. Я сдерживаюсь, как могу, но слезы текут по щекам как будто другая «я» решила, что сейчас самое время выдать месячную норму жидкой соли. Кирилл отодвигает меня назад, встряхивает, когда я пытаюсь снова к нему прилипнуть.
Мы смотрим друг на друга широко открытыми глазами, и для него это подвиг, равносильный покорению семи самых высоких горных пиков.
— Увидь меня, — озвучиваю возникающую в голове мысль, прежде чем обхватить ладонями колючие щеки мужа. — Увидь меня, да?
— Да, — как-то болезненно криво улыбается он. — Ты так меня учила.
Мы снова притягиваемся, сплетаемся руками и ногами, но скорее душами.
Здесь и сейчас есть то, что связывало нас этот год: доверие, понимание, любовь.
Даже если где-то на заднем фоне я вижу надвигающиеся грозовые облака — именно в эту минуту мы такие, какими были в лучшие моменты нашей семейной жизни.
Я не могла изменить ему. Никогда. Я бы просто умерла, если бы ко мне притронулся другой мужчина.
— Я вас забираю, Золушка, — болезненно сдавливая мою голову в тисках пятерни, решительно заявляет Кирилл. — Я не выйду из своего лабиринта один, ты знаешь.
Глава тридцать девятая:
Кирилл
Я даже не сомневался, что отобрать Катю у Морозова будет почти так же сложно, как и вырвать добычу из бульдожьей пасти, но все оказалось намного тяжелее.
Во-первых, она попросила дать ей время, чтобы самой решить эту проблему, и
Во-вторых, Ката боялась потерять отца, к которому успела привязаться.
В-третьих — она не хотела обострять с каждым днем зреющий, словно гнойный нарыв, наш конфликт интересов. Потому что после заявления Лизы первыми, кто вломился ко мне с претензиями, были адвокаты Морозова. С требованиями, которые даже мой нездоровый мозг не мог бы принять даже под пытками.
Он решил, что отберет половину всего, чем я владею, потому что я «недееспособен» до тех пор, пока обратное не признает специальная медицинская комиссия, которую утвердят на собрании членов правления. И что, хочу я этого или нет, но правление уже назначило дату заседания, на котором утвердит нового генерального директора.
Я бы мог разорвать этих стервятников на части, но каждый из них владел определенной долей капитала, и вместе эти волки превращались в стаю, готовую на хрен разорвать Аккелу за то, что он промахнулся. Но чтобы купить их, мне требовалось то, чем уже год формально, сама того не знала, владела моя Катя.
О том, как ей признаться, я как раз и размышлял, идя в сторону маленькой кондитерской, где мы с Катей должны были встретиться через пятнадцать минут. Иду — и постоянно напоминаю себе, что обещал не вторгаться в их с отцом общение и не нарываться на скандал, который она ради спокойствия двух наших семей пытается потушить.
Уже возле двери мое внимание привлекает знакомая машина на парковке.
«Тойота» с двумя двойками в номере.
Машина Ерохина.
Я не верю в такие совпадения. Не когда эта тварь слишком часто появляется там, где была или должна быть моя Катя.
Он сидит внутри, лицом ко мне за самым дальним столиком, хоть их тут всего шесть.
И девушка, которая в компании с ним…
Это Катя?
У нее тот же цвет волос, те же узкие плечи и как будто свитер того же оттенка, который она купила на выставке пару месяцев назад, куда ее потащили сводные сестры.
Но как это может быть Катя? Я пришел заранее. Если бы она хотела посекретничать о чем-то с Ерохиним — разве стала бы так откровенно провоцировать мое недоверие?
Мудак замечает меня примерно через пару секунд, как раз, когда я иду к их столу. Если бы на подошвах моих туфель были металлические нашлепки, грохот был бы до Юпитера.
Ерохин дергается, что-то говорит Кате, и она резко отодвигается, неуклюже делая вид, что они не ворковали как пара голубков, а обсуждали деловые вопросы.
Я становлюсь напротив.
Катя смотрит на меня.
Ее лицо немного мутное, мыльное, как будто кусок стекла из слюды: через него можно смотреть на солнце, не боясь испортить глаза. Даже странно, потому что я всегда хорошо «видел» именно ее лицо, а ведь даже Лизу, человека с которым прожил под одной крышей почти всю жизнь, я порой не мог вспомнить с первого раза.