Самая яркая звезда на небе
Шрифт:
— Но куда ему пойти? — по его огромным щекам покатились крупные слёзы.
— Как насчёт Запретного леса? Может, ты бы нашёл ему, э-э — подругу. Тогда он сможет, эм — завести свою собственную семью, — Гермиона чувствовала себя нелепо, говоря о счастливых паучьих семьях с Хагридом, но нужно было придерживаться такта.
Следующие пять минут она потратила на то, чтобы убедить Хагрида, что Запретный лес — прекрасное место для жизни акромантула. В конце концов он уступил, а у Гермионы разболелась голова.
Когда до комендантского часа оставалось
— Он давно говорил, что хочет уйти, — плакал Хагрид, — мне нужно было послушаться!
Гермиона похлопала его по руке и сказала несколько успокаивающих слов. Она знала, почему Арагог хотел сбежать из замка. Василиски были их смертельными врагами. Арагог, должно быть, почувствовал, когда открылась Комната.
Добравшись до опушки леса, рыдания Хагрида сошли до шмыганья. Лицо и руки Гермионы онемели от ледяного ветра. Она не одевалась для улицы, когда шла за Хагридом этим вечером. Несмотря на то, что на дворе стоял апрель, в воздухе висел холод шотландских гор. Она старалась не стучать зубами, не желая отвлекаться от происходящего. Однако это не мешало ей дрожать всем телом.
Гермионе не терпелось покончить с этим, но она позволила Хагриду попрощаться со своим другом-монстром, прежде чем он открыл сундук.
Гермиона никогда не встречалась с Арагогом, но слышала рассказы о том, каким он был огромным. Гарри описывал его размером с фургон. Рон не хотел говорить об этом. Он выходил из комнаты всякий раз, когда упоминали Арагога.
Существо, появившееся из сундука, было размером с Крукшенкса. Огромное, мохнатое и совершенно ужасающее. Паук осмотрелся по сторонам, его множественные глаза метнулись к Хагриду, затем к Гермионе. Он издал щёлкающий звук своими клыками. Гермиона затаила дыхание. Неудивительно, что Рону снились об этом кошмары. Она не могла представить, что эта тварь вырастет в десять раз.
Хагрид наклонился к чудовищу и что-то прошептал ему. Через мгновение паука поглотили тени, и он скрылся в лесу.
Хагрид и Гермиона смотрели на деревья, словно ожидая, что Арагог может появиться снова. Прохладный ветерок обдувал её, заставляя дрожать всем телом. Она не могла дождаться, когда снова окажется перед гриффиндорским камином.
— Как тебя зовут? — спросил Хагрид. Он вытер нос рукавом мантии. Как его слёзы не примёрзли к лицу, для неё останется загадкой.
— Гермиона.
— Думаешь, с ним всё будет в порядке, Гермиона?
— Думаю, он будет очень счастлив в лесу, — ответила она с натянутой улыбкой. Это лучшее, на что были способны её замёрзшие губы.
····?·* ?? ?*·?····
Том вернулся в спальню в ночь званого вечера примерно к полуночи. Райнхардт сидел на кровати с книгой в руках и лишь со зажжённой на тумбочке свечой. В какой-то другой
— Абраксас остался с Вальбургой. Норрис ушёл с какой-то девушкой. Думаю, он собирается где-то с ней потрахаться ночью, — сказал Райнхардт, чтобы Тому даже не нужно было спрашивать.
Том кивнул, его лицо ничего не выражало. Он взмахнул палочкой, чтобы лучше осветить комнату. Райнхардт, лишь взглянув на Тома, уронил свою книгу, и она соскользнула с кровати и приземлилась на каменный пол.
— Пошёл за Рудольфом Брэндом? — спросил он. Забавно, что Райнхардт его так хорошо знал. Том не был особенно тонок. Его кровь разбрызгалась по его лицу и воротнику.
— Он дотронулся до неё, — ответил Том, ничего не выражая.
— Если ты продолжишь отправлять людей в больничное крыло, могут возникнуть подозрения, — сказал Райнхардт, слезая с кровати, чтобы поднять книгу с пола.
— Хорошо, что он не в больничном крыле, — Том начал снимать мантию и взмахивать палочкой, чтобы очистить пятна крови. Их было не так уж много. Казалось, что много только потому, что она размазалась по его щеке.
— Ты убил его?
Том ничего не чувствовал, сбрасывая мантию в сундук. До этого он был так сочно возбуждён и так отчётливо зол от того, что Гермиона пыталась отказать ему. Всё это превратилось в хаос паники, когда она выяснила всё, что он пытался от неё скрыть. Это чувство разрасталось. А потом он вспомнил о Брэнде и его руке, проводившей по её спине. Касавшейся её кожи. Поэтому Том дождался окончания вечера и позаботился о Брэнде на грани смертоносной ярости.
Теперь… теперь он чувствовал себя опустошённым. Холодным, как камень. Без какой-либо эмоции. Он потушил свою ярость. Гермиона отвергла его. Всё кончено. Осталась лишь пустая оболочка.
— Нет, после того, как я пытал его и угрожал ему, я залечил его поверхностные раны, а потом вызвал онемение и парализовал его правую руку навсегда, — если бы он сделал что-то более радикальное, Гермиона об этом услышит. Она будет знать, что это он.
— Разве он не подписал контракт с профессиональной командой по квиддичу?
— Да.
— Ох.
— А ещё я убедился, что он будет молчать о произошедшем, — сказал Том. Райнхардт изогнул бровь от удивления, что Том не применил к Брэнду Обливиэйт и всё. Том зашёл в маленькую ванную и смыл кровь с лица. Какой смысл угрожать ему, если он не запомнит, кто это сделал? Нет, Тому нужно убедиться, что он будет знать, но будет молчать.
Он не оставлял ничего на волю случая. Помимо того, чтобы, конечно, пообещать поквитаться с Брэндом, если пойдут слухи, Том использовал легилименцию, чтобы раздобыть все его самые глубокие тайны, которые он хотел сохранить. Он узнал, кого Брэнд любит больше всего, и пригрозил их здоровью. Затем он заставил его принять кровный договор о молчании — сложная тёмная магия.