Самокрутка
Шрифт:
— Кто это? Что?.. Как сюда? Выдали? Ахмет?! — заговорили они оба шёпотом и припадая к стёклам окон, чтобы скорее разглядеть, кто в карете.
Экипаж подъехал и они увидели в ней Агашу с Солёнушкой.
Испуг прошёл сразу.
Оба бросились как дети вниз, навстречу к сестре и мамке и скоро целовались на подъезде, как если бы не видались года.
Солёнушка заговорила первая:
— За вами мы, княжна. За вами и за Борис Ильичом.
— Да, дедушка требует, подтвердила Агаша. Приехал, меня снарядил и требует вас обоих немедленно. Всей дворне приказано в сборе быть. Судить
Агаша была взволнована, говорила смущаясь и глаза её были красные.
Молодые опешили и переглянулись боязливо. Одна и та же мысль явилась у обоих. Мысль о скорой разлуке.
— Кто же выдал нашу квартиру? Ахмет? — спросил Борис.
— Да. Ахметка. Его заковали. Он и выдал со страху! — сказала мамка.
— Если сегодня же, чрез час — и разлучат! — вымолвила Анюта, бледнея и прижимаясь к мужу.
Но мамка обняла своё дитятко и, целуя горячо её руки, зашептала нежно:
— Не опасайтесь. На вид страсть гневается князь. Буря сама ходуном ходит. А на душе не то. Будь я проклята и на том и на этом свете, если он вам что худое сделает. Меня засадил, а вот уж и выпустил и за вами послал. Не тронет он вас пальцем.
— Как?
— Простит. Верьте мне. Простит! Давно я его знаю. За прощением зовёт. Или уж я совсем из ума выжила.
— Да ведь он объездил всех! Во дворце был! Жаловался чуть не царице? — воскликнул Борис.
Солёнушка удивилась, даже смутилась...
— Не знаю. У преосвященного, слышала я от людей, что они были и долго сидели. Бог милостив... Собирайтесь. Ну, барышня... А вы что ж своё не сказываете, обернулась Солёнушка к Агаше. Говорите. Что ж делать. Бог даст и это обойдётся.
Агаша со слезами на глазах хотела заговорить, но заплакала. Тут только Борис заметил её заплаканное и красное лицо.
— Что такое? — изумился он, совершенно недоумевая, что может заставить добродушную сестру горевать. Но одно её слово объяснило ему всё.
— Матушка...
— Что?! Беда какая приключилась? — воскликнул Борис.
— Как они узнали поутру, ещё в постели, обо всём, так легли опять на подушки и в себя не приходят! сказала Солёнушка.
Наступило молчание. Агаша плакала тихо.
— Что же с ней? — Взволнованно сказал Борис.
— Бог их знает. Князь послал уж за немцем вашим. Карл Иваныч сейчас поможет.
— Господи. Вот не ожидал. Да что же это с ней? Обморок что ли от испуга? обернулся Борис к сестре. Ты первая сказала об нас матушке?
— Я... — Она поглядела большими глазами на меня и спросила опять — плакала Агаша. — Сказала: мой Борюшка, на тётке своей... женился?.. Душу свою... губит.
— Ну...
— Ну и упала так... прямо... на подушки.
— И с тех пор не приходила в себя? — спросила Анюта.
— Нет... будто спит.
— Поедем скорее! — воскликнула Анюта. — Что там ни будь. Господи благослови!
Чрез минуту все четверо молча съехали со двора; всю дорогу, чрез целую почти Москву, никто не проронил ни слова.
XIV
Когда молодые во второй раз въехали во
— Хорошая примета! — сказала Солёнушка. Удача будет.
— Хороша — хорошая. Из-за нас же! угрюмо проворчал Борис.
Анюта перекрестилась и выглянула на открытые гроба, которые проносили их люди мимо них. — Она узнала только мёртвое лицо великана-швейцара.
— Бедный, — шепнула она. — И не нужно было. Я ушла по задней лестнице.
— Вольно было напиваться, решила мамка.
Карета остановилась у подъезда и Феофан с тремя лакеями вышел, чтобы высаживать приезжих. Лицо его было важно и строго. Он вероятно, наглядевшись на своего князя, невольно приобрёл такое же выражение лица.
— Пожалуйте. Все в сборе. В зале! — сказал он, высаживая Анюту.
— Кто в сборе, Феофан? Гости есть?
— Нету, дворовые одни нашли.
— Что матушка? — спросил Борис.
— Всё тоже-с!
Они поднялись наверх... Анюта чувствовала, что силы и решимость покидают её. Что будет? Неужели сейчас возьмут и разлучат их.
Большая зала была полна народу. Вся дворня князя была в сборе, но в числе прочих был знакомый Анюте старик-келейник, справлявший должность дворецкого или эконома у преосвященного. Около него стоял какой-то подьячий в мундире.
Князя не было в зале.
Агаша побежала к матери. Солёнушка смешалась с толпой горничных, стоявших отдельно от остальной дворни, где были и кучера, и садовники, и пекаря, и домашние портные, и сапожники, даже кузнецы и слесаря и т. д. Анюта даже не всех знала в лицо. Все тихонько переговаривались, и лёгкий гул шёл по зале.
Молодые сели на стульях у окна, в ожидании князя, которому Феофан пошёл доложить...
Им обоим было неловко, стыдно...
"Что это за подьячий? — думалось Анюте. — Зачем он здесь? Зачем и келейник здесь!"
Наконец показался князь Артамон Алексеевич и, войдя, остановился на пороге.
Молодые двинулись к нему навстречу с поникнутыми головами, при безмолвной, вдруг воцарившейся в зале, тишине.
Князь поднял на них руку, как бы приказывая не подходить к себе. Оба остановились шагах в четырёх от него.
— Вы преступили божеские и человеческие законы, заговорил князь громко и сурово. Вас будут судить! Вы обманули меня: ты, дочь, своего родителя, а ты — деда. Но в таком преступном деле — уж не это главное. Главное — кровосмесительный брак ваш. Я вас прощаю и Бог вам судья за преступление его божеских законов. Но церковное начальство и гражданские власти вас простить не могут, вас будут судить. Каждому будет наказаньем — заточение в монастырь на всю жизнь и церковное покаяние. Ты, Борис — будешь не гвардеец, а монах. А ты, дочь, — монахиня, да кроме того лишаешься мною наследства, так как всё имущество моё — души, вотчины и дома — отдаю по духовной, после моей смерти, на благоугодные дела. Вот всё, что я должен объявить вам по указу, мне данному свыше, при всех моих крепостных людях. О вашем действии неслыханном, на позор и поношение моей старости и моей фамилии, сегодня же будет доведено до сведения матушки-царицы, а равно и святейшему синоду.