Самообеспечение языческого выживания

Фиксаж А.

К слову, у "балтийских славян" (тех же латышей), женщина, которая не могла понести от мужа и родить, получала в это время полную свободу, дабы попробовать сделать это с божьей помощью. В наших местах предложение женщины мужчине или мужчины женщине (и никаких иных вариаций!) могло звучать так: "Не пойти бы нам поискать цветки папоротника?" Случались ли несогласия, сие нам неводомо.

(Любопытно, но по древним (языческим?) обычаям замужняя женщина начинала считаться рабыней мужа, если не уходила от него раз в году на три дня, тем сохраняя, если не возможность, то хотя бы видимость своей свободы)

И весьма кстати (хотя и не приписанным к "русалиям"), мужской обязанностью выступало утешение вдовы, когда та, на одной из "восьми" структурных линий (8 марта, однако), теплила свечу на окне, разводя тем как бы собственный "вдовий костер" - призывая на него. (И еще раз - представляете, как озадачен был бы варага, пройдя по современному городу, и узрев обилие семисвечников на подоконниках?)

Календарные и прочие

обычаи следует рассматривать не через призму понимания нравственности или безнравственности собственного времени, а являлись ли они по отношению к тому времени прогрессивными (то есть, приносящими пользу обществу) или регрессивными (то есть, наносящими вред обществу). Каким бы вы посчитали следующий местный или "частный" обычай женщин варага: "В наших урочищах есть особое лесное "женское озеро". К нему, когда заболевал ребенок, шла в одиночку мать (ночью), заплывала на середину, ныряла, набирая в посуду воды с глубины (очевидно в бутыль). Переливала в открытую посуду и несла ее держа перед собой. Шла нагой (но возможно мы сейчас понимаем наготу неправильно, может так статься, что была нательная рубашка - здесь не все ясно, с этим сталкиваюсь в старых записях регулярно)".

Это прогрессивный обычай?

Это регрессивный обычай?

Это нейтральный обычай? (то есть не наносящий вреда, но и не приносящий пользы)

Оппонент (Елизавета Васильевна): "Насколько полно вы описали этот обычай? Лечение ребенка ограничивалось только фактом ночного похода за водой или воду потом как-то использовали? На мой взгляд дать точную оценку невозможно в общем случае. Если это было дополнительным методом лечения, то обычай нейтральный с точки зрения здоровья ребенка. А вот для матери такое купание в холодное время вполне может стать последним в жизни. Если учесть, что мать может родить еще 15 таких детей, а ребенок без матери вполне вероятно умрет, то обычай уже становится регрессивным. А сейчас рассмотрим случай, когда после мистического похода вода все же используется. Возможно ее состав возле дна в этом озере является исцеляющим при некоторых кожных или других заболеваниях и примочки или питье с использованием такой воды станут исцелением для ребенка. Тогда обычай как бы прогрессивный. После всех рассуждений такой вывод: обычай является регрессивным так как представляет опасность для здоровья зрелой женщины, которая потенциально может стать матерью много раз. Если этот аспект не учитывать, то нужно знать, что происходило с водой после доставки домой в открытой посуде, а также химические особенности состава воды около дна в том самом озере..."

Далее автор: "Нет, эти походы происходили в особые значимые дни лета, так что "застуживание матери не грозило". Вода чаще всего заготавливалась впрок. И здесь не учитывается, что из себя представляли женщины того времени, когда выносливость их была, с нашей точки зрения, изумляющая. Работы от заката до заката, причем большинство из них за работу и не считались. Думается, мы не учитываем возможные изменения воды за счет особенностей ее переноса. Мы практически ничего об этом не знаем. Воду несла женщина-мать ночью, нагая, в открытой посуде, не видя своих ног, держа обеими руками перед собой. Это сложно, страшно, и можно превозмочь только сильнейшим желанием. Может так статься, что вода меняется искренним желанием матери помочь ребенку, "подзаряжалась", обретала некие новые свойства. Если учитывать, что в лечении большей часть помогает вера в действенность лечения, то препятствия, которые ставятся, только усиливают эту веру. А известная многократность случаев исцеления, играет еще больше. Забыл дописать. Этой водой ребенка поили и омывали. Обыкновенно с речитативом, где не столь важен смысл, как звук. Вода не портилась - возможно, в счет изменения ее свойств. До дна озера не донырнуть, я там замерял - шнур закончился на 30 метрах... Существовали иные способы усиления свойств воды. Например, жертва. В наших местах были под категорическим запретом жертвы связанные как с кровью людей, так и животных. Это северные верования, а не южные. Здесь не режут даже петуха, когда ставят новый дом, чтобы помазать кровью угловые камни. Но человек может пожертвовать своей добровольной болью другому человеку или пожертвовать семя. Обычай до крайности странный, из числа древнейших, но имеет аналогии. Например, жертвование мужского семени на первой весенней распашке..."

Но продолжим. К числу безнравственных обычаев (с точки зрения нашего времени) можно отнести и обычай обережного опахивания деревни девами (протаскиванием сохи или плуга, замыкая ее в круг или от воды до воды), что происходил в одну из ночей, и были они, согласно источникам, опять-таки наги. (Подумать только! Голые несовершеннолетние!) Но следует знать подробности, прежде чем о нем судить и осудить. Предваряла событию "ЛЮРАВА" - осьмица (восьмидневная неделя), на время которой межевой дед, нравственности не опасный, опытом мудрый, в течении этих дней от рассвета до захода солнца вел "класс" ознакомления с опасностями первого в жизни подросткового костра (22 мая, Волос), рассказывая душеспасительные и душещипательные легенды о влюбленных, уча травкам-цветкам (отсюда еще одно название осьмицы "Семидивница", считалось, что в каждый из этих дней рождалось по восемь трав-цветов, с одной главной, а на восьмой день - особые - дедовы). Межевой дед стремился оградить от преждевременного

опрометчивого, ибо пекся о сохранении рода здоровым. Наиболее известное название этой осмицы, как уже сказал, ЛЮРАВА (перед ней выступали еще три - Ойрава, Ейрава, Мурава, а все четыре составляли предлетье). На Люрава разбирались такие понятия, как ЛЮБИ, ЛЮДИ, ЛЮТИ, каждому имелись собственные РА-сказы. Ну, а потом в одну из ночей они протаскивали вокруг деревни плуг или соху (именно протаскивали, а не пропахивали, бороздить невозможно), это выступало сильнейшим оберегом. Плуг, как сказал, протаскивался от воды до воды, потому как было редко такое, чтобы деревня не стояла на берегу озера или речки. Вода - дополнительный, уже собственный оберег, нечистой силе его не перейти.

Едва ли не всему значимому случается зеркальное. Если случался падеж скота или моровая болезнь, ночью, запрягшись в плуг, оберег ставили уже нагие женщины (это же читаем у Даля), после чего шли, искали "коровью смерть" - это считалось первое животное или человек, который попадется им на пути. И ведь могли забить до смерти, ибо, распалившись негодованием, являли собой в тот момент фурий. Вот уже сутью уже и два обычая на схожих основаниях, столь близких и столь полярных.

Учитывайте, здесь и далее берусь описывать уже редкие и, возможно, что и нехарактерные обычаи язычников "северо-запада", о которых вы не знаете или имели неправильно представление. Обыкновенно они касаются лишь одной ветви и одной географической точки, не получив более широкого распространения, и возможно, это связано с культом места - определенной точки. Мне достаточно просто рассказывать о мужских "островных обычаях", так или иначе, большинство из них ведет свое происхождение от обрядов инициации (переходных периодов взросления, взятие на себе определенных мужских уроков), но женские охранялись и охраняются со всей тщательностью.

Этот "Озерный обычай" женщин (речь об озере "Стопа"), с точки зрения мужчин, крайне безнравственен по трем причинам:

Первая - на них мужчин не пускали.

Вторая - на них пороли мужика.

Третья - средь множества добровольцев, выбрали самого неказистого, плюгавого, а он, в свою очередь, мог после действа (если был в способностях - таково мое предположение) выбрать любую красивейшую, самую желанную из женщин и пожертвовать ей (она становилась "богиней озера") свое семя.

Вопрос современности: регрессивный это обычай или прогрессивный сложен, поскольку никакими другими сведениями, кроме этой, уже легенды, мы не располагаем. Мы даже не знаем, являлся ли этот обычай частью обряда инициации девушек, которым предстояло выйти замуж в ближайшее время. Или это отрыжка древнейшего культа времен матриархата, и событие заканчивалось не такой наградой избраннику?

Одним из предположений назначения обычая может выступать общее пояснение характера того времени, когда мужчина выступал богом, судьей и отцом жене, а она обязана была смотреть на него снизу-вверх, снося все. Тогда это акт групповой психотерапии, но особо, если секущими выступали те, кто проходил обряд. Назначение - не видеть в мужчине, которого чаще всего получали не собственным желанием, некий абсолют, который тоже можно разложить на лавке и пройтись розгой (или что там у них, у "озерных дев" было?
– это неведомо).

Порка в старое время не выступала чем-то из ряда вон выходящим. До того, как ребенку вешался его первый детский (широкого лезвия и округлый) нож на пояс, за какой-то серьезный проступок его могла высечь мать (отец?
– никогда!), но лишь травой, что и носила название "отроковник", и не более раз протянуть, чем "кругляков" на той окажется. Дочь же мог выпороть лишь отец или дядя по матери, если первый отказывался, а мать настаивала, и здесь то интересное, что возраст вколачивания ума через ягодицы для девочек-оторв был увеличен вдвое, почти до выданья. Но событие это было до чрезвычайности редкое, и только христианство сделало у себя телесные наказания делом рядовым, а в некоторых местах еженедельным (субботним). Слияние языческого и христианского, неправильное понимание добровольной жертвенности, потакание распущенности и дозволенность (отсутствие такого регулятора, как Община) породило "изуверские секты": секты "распущенников" (из "бегунов"), "свальников" ("свингеров", по-современному, но разве не от слова-сути, слова-харатеристики - "свиньи"?), но наиболее характерными к тому времени, были определенно - "хлысты". В Европах на схожих основаниях (проведения женских ритуалов) возникали "общества флягеллянток". Возможно, это и породило феминизм. Но подобные клубы по "идеологическим", пусть "подплеткой" у них и выступала похоть, на мой взгляд, честнее "религиозных мотивов" наказания плоти.

В русской деревенской школе считалось, к примеру, что этакий массаж ягодиц, способствует, некоторым образом, приливу ума, остроте мышления и запоминанию. Это принималось как должное и было широко распространено опять-таки в христианский период. Варага своих детей в школы не сдавали, учили на дому (и только зимой). Но существовал и среди них еще один малоизвестный мотив ритуальной порки, как Наказ. Раз в восемь лет, а именно в день и год особого общинного костра (Раклага), когда тот зажигался с восьми сторон-лучей одновременно, в полдень, в момент зависания солнца, на родовых межах при стечении народа, секли двух мальчишек (большей частью символически), по одному от рода и на условной границе их разделяющих. Им со временем и предназначалось стать, если обстоятельства сложатся, межевыми дедами. Помнить о межах - "держать межу".