Самоубийство и душа
Шрифт:
Обычно патология определяется на основе коллективных стандартов. Некоторые состояния являются патологическими только на коллективном уровне. В случае оспы, например, не существует различий между индивидуальным и коллективным; в случае самоубийства эта разница существует. На эпидемическое самоубийство, как проповедовал Гигезиас (Гигезиас — один из философов киренаикской школы в Египте во времена римского владычества. Школа названа по имени ее основателя, Аристиппа из Кирены. Философы этой школы полагали наслаждение главной целью жизни. Гигезиас сомневался в способности разума создавать удовольствия и потому советовал избегать боли. Он говорил, что большей части боли можно избежать, полагая, что такие вещи, как богатство и бедность, рабство и свободу, смерть и жизнь, следует рассматривать как не имеющие значения. (Примечание переводчика.)) из Египта, следует реагировать коллективно.
Врач обязан использовать коллективные стандарты. Прежде всего потому, что эпидемиология входит в его сферу деятельности. Он отстаивает не просто жизнь своего пациента; он борется также за жизнь общества, за общественное здоровье. Эту деятельность переоценить невозможно. Профилактика — это основа общественного здоровья, и патологическая предубежденность помогает медицине в поисках патологии в санитарии, пище и лекарствах, в воздухе и в воде. Более того, коллективные методы установления болезни весьма существенны для определения медицинского диагноза.
Так как субъективную жалобу не всегда можно подвергнуть проверке с помощью объективного осмотра, а также из-за того, что объективное патологическое свидетельство может оказаться слишком слабым или даже вообще несуществующим, медицина располагает, кроме субъективных жалоб и объективных свидетельств, еще и другим методом. Это статистическая патология. Понятие заболевания основано на выделении тех характеристик больного, которые отличаются от нормальных. Патология искренне утверждает, что аномальные изменения — просто отклонения от нормы.
Отклонения от нормы зависят от определения той или иной нормы. Отклонения зависят от того, как и где специалист устанавливает пределы нормальности, насколько широкой оказывается определенная им средняя часть полученной статистической кривой распределения. Половина ежедневных решений, которые принимает практик, основаны на жалобах, не имеющих органической подоплеки, на жалобах, для которых не существует объективно разработанных норм. Поэтому отклонения от нормы в таких случаях имеют тенденцию отражать отклонения от норм самого практика. Врач вырабатывает свои нормы под влиянием полученного медицинского образования, своего клинического опыта, литературы, которую он изучает в данное время. Что касается комплексных психологических состояний, его нормы имеют тенденцию основываться на его личной терпимости, степени испытываемого им страха. В отличие от аналитика, он не представляет эти нормы для оценки. Они остаются патологическими отклонениями между его нормами и нормами пациента, которые могут быть совершенно различными.
Слово «нормальный» происходит от греческого norma, означавшего плотничий угольник — прямоугольный инструмент для установления прямизны. При измерении таким инструментом, разумеется, наблюдаются отклонения, и все, что не «прямое», не «квадратное», должно считаться патологическим. Нормальное незаметно отождествляется со здоровым. Широко распространенное использование слова «отклонение» в политике, сексе, в технологии свидетельствует о влиянии статистической нормы на патологическое отклонение. Наше представление о нормальном обычно основывается на статистических вероятностях. Все превышающее или не достигающее их отклоняется от нормы. Чем более строг в интеллектуальном смысле разум врача, тем менее он способен совладать с психологическими переменными. Медицинская статистика устанавливает предел терпимости и увеличивает страх в отношении состояний, находящихся на крайних оконечностях кривой, то есть в отношении наиболее индивидуальных явлений. Медицинскому образованию недостает знаний, получаемых при изучении человеческой культуры — истории, литературы, жизнеописаний, показывающих значение ситуаций, отклоняющихся от нормы. Надежды на то, что только статистические данные описывают присущие человеку свойства, уже перестали считаться надеждами. Как указал Юнг в своей работе "Нераскрытая Самость" ("The Undiscovered Self"), ни один человек не соответствует статистической норме. Каждый из нас болен, так как патологическая предубежденность встроена в статистическую модель.
Патологическая предубежденность проявляется и в другом виде — в том, что французы называют deformation professionnelle. [16] Видение жизни сквозь свою профессию — один из результатов профессионального обучения. Секретарь дисциплинирован, бюрократ — нерешителен, портной видит стежки и ткань, но не человека. Некоторые отождествляются с ролями, которые играют, с образом, который воплощают; внешнее сдвигается внутрь и
16
Профессиональной деформацией (франц.). (Примечание переводчика.)
Для медицины такая деформация видения означает видение в первую очередь патологии. "В первую очередь" подразумевает видение патологического как прежде всего остального, так и за всем прочим, скрытым, — еще до того, как проявится очевидное. Например, во фрейдистском анализе заранее известно, что большая часть поведения человека и культуры определяется сексуальной патологией. Психотерапия искажена подобной предубежденностью, и сама повседневная жизнь оказывается искривленной и неправильной. Дружба оказывается скрытой гомосексуальностью, а за каждым проявлением культуры стоит страстное желание кровосмесительства, садизма, анальной сексуальности, зависть к пенису, [17] боязнь кастрации и т. п. В экзистенциализме в сердцевине человеческих поступков скрываются тошнота, страх, скука и одиночество. В марксизме все достижения истории уводят нас назад, к временам рабства, гонений, эксплуатации и войны. Патологическое сводит наилучшее к наихудшему.
17
Зависть к пенису — предполагаемое сильное желание иметь пенис, испытываемое женщиной, которое, как утверждает психоаналитическая теория Фрейда, приводит ее к ощущению неполноценности, оборонительному или компенсирующему поведению. (Примечание переводчика.)
Все это указывает на хаос и путаницу в моделях. Пространственное расположение перепутано со шкалой ценностей. На первом месте — самое простейшее, самое простейшее пребывает в самом низу, самое нижнее есть наихудшее. Предел всего всегда указывает в обратную сторону, к началам, к первому звену в причинной цепи событий. В конечном счете все мы только животные, или клетки, или биохимические смеси. [18] Выражаясь психологически, про нас говорят, что мы — всего лишь продукт того, что случилось с нами в первые годы жизни. Рассматривая глубинные аспекты, психология стремится направить свои взоры на нижайшие, простейшие, наиболее удаленные от ее местоположения "здесь и теперь" уровни. Сновидения анализируются в направлении поисков латентного, отнюдь не манифестного содержания. Когда же в результате открывается наихудшее и самое низменное, то выстраивается предположение, что конечное (простейшее и самое основное) также обнаружено.
18
Вспомним, в частности, известное определение, данное Энгельсом: "Жизнь — это способ существования белковых тел". (Примечание переводчика.)
Однако в конечном счете мы являемся также и тем, чем стали, тем, что представляем собой перед смертью. В некотором смысле смерть более реальна, чем рождение во всех тех началах, которые остались позади нас. Смерть присутствует постоянно, так как моментом смерти может оказаться любой, и в каждый момент может произойти трансформация души, продолжающей жить после бренного телесного бытия. Не существует никаких моральных проблем, связанных с прошлым, кроме покаяния. Не существует вопроса, как войти в жизнь, но есть понятие, как войти в смерть. Патологическая предубежденность анатомически упрощает события до своих простейших элементов и рассматривает явления с их изнанки.
Например, самоубийство происходит в большинстве случаев в обычной человеческой обстановке, но воспринимается в своей патологической карикатуре, как в окружении изолированных психотиков. К нему приближаются с той стороны, где оно менее всего объяснимо, где оно осложняется органическими и другими глубинными факторами, в отношении которых у психиатрии все же есть несколько ответов. И в результате старинное психиатрическое заблуждение увековечено: к душе можно приблизиться через ее аномалию. То, что открылось, начинает затем применяться повсюду. Французский психиатр Шавиньи заметил по этому поводу: "Любое самоубийство должно интерпретироваться с точки зрения психиатрии". А Эйсслер закончил эту фразу таким образом: "…предотвращение самоубийства пациента — самоочевидный долг психиатра, не нуждающийся в дальнейших оправданиях или дискуссиях" (Eissler, 1965, р. 165). Все самоубийства в конечном счете представляют одну и ту же болезнь. Каждое самоубийство, подобно всякому страданию, содержит противоположные семена: ведь существует тень у любого поступка, и патология распространена повсеместно. Но предубежденность прежде всего овладевает болезнью, обнаруживая корни каждого поступка лежащими в тени.