Самый лучший комсомолец. Том третий
Шрифт:
— И еще иногда в Большой Кремлевский дворец съездов ездить придется, — добавил я. — По команде товарища председателя Яснова партбилет в воздух поднимать.
Мужики гоготнули, выпили.
— Так-то оно и хорошо, — взялся Судоплатов за работу над собой. — Оно же не совсем блат — совхоз у нас и впрямь образцово-показательный.
— Это так, — подтвердил Леопольд Васильевич. — Плюс — еще народ проголосовать должен.
— Народ тебя, Анатолий, шибко ценит, — вставил свои пять копеек Федор Артемьевич.
— С такими зарплатами — и не ценить! — фыркнул испорченный капитализмом
На правах делегации совхоза-передовика, там много таких было. Ну а я по понятным причинам пропустил — мы с товарищами по поезду в Пензе в тот день прошлись, там же после шествия до самого вечера народ и веселили. Очень хороший Первомай получился.
— Кстати о «плюсах», — поменял я тему. — Как у нас с прибавочной стоимостью?
— Как всегда, — пожал плечами папа Толя. — Только подвози успевай — все сметают. Шестьдесят миллионов в бюджет добавилось. Но пятьдесят из них — «дутые», потому что ты за валюту покупаешь там, — указал на предполагаемый Запад. — А продаешь за рубли здесь!
Так бизнес в моем времени и работает!
— Лишь бы колхозники богатели, а народ за разумную цену ништяки мог купить, — отмахнулся я. — На Девятое мая гвоздиками расторгуемся и с цветочками всё, пора площади под что-то съедобное переделывать — под помидоры, огурцы и прочие петрушки.
— Это к Леопольду — я пятнадцатого мая увольняюсь, — погрустнел Судоплатов.
— Пойду корейцев встречать, — покосившись на часы, решил я оставить утешения собутыльникам.
Попрощались, и мы вышли под темнеющее майское небо. Вдохнув уютно пахнущий ожившей природой воздух, удовлетворенно покивал многочисленным строительным звукам — вторая смена пашет не хуже первой.
— Что ты делаешь? — обидно заржала над пантомимой Виталина.
— Тебе не понять! — обиделся я.
— Слушаешь ветер? — открыв дверь и забираясь в машину, подколола она.
— Прощупываю психосферу, — многозначительно ответил я, пристегивая ремень.
— И как? — с улыбкой спросила она, выезжая на дорогу.
Зажглись фонари — повальной электрификацией еще Ленин завещал заниматься.
— Живет совхоз, — развел я руками. — И это хорошо.
— Это вот этого мне «не понять»? — фыркнула она. — Нас на трудотерапию гоняли — комсомольцам на стройках помогать, — ностальгически улыбнулась. — Приезжаем в чистое поле — ничего нет, одни снега от горизонта до горизонта. Неделя — уже бараки стоят. Месяц — первая очередь, — кивнула на пятиэтажку, которую за месяц и построили. — Еще два месяца — город готов, можно жить. Душа от этого поёт! — со счастливой улыбкой блеснула глазками и процитировала. — Не каждому дано так щедро жить — Друзьям на память города дарить.
— Там, где раньше тигры срали, Мы проложим магистрали! — процитировал я вещь помощнее.
— Когда-нибудь я тебя задушу! — мечтательно пропела Виталина.
— Бёдрами, если можно, — опошлил я.
Вилка отвесила щелбан и включила радио.
— …поэтому Министерством транспорта СССР было принято решение интенсифицировать работы по строительству Байкало-Амурской Магистрали, — поведало оно.
— Ты знал?! — вылупилась
— Нет конечно! — гоготнул я. — Просто прикольно совпало.
— Товарищи Комсомольцы, Родина взывает к вам! — продолжило радио. — Тем, кто не боится суровых испытаний! Тем, кто вслед за отцами и матерями жаждет великих свершений! Обращайтесь в отделения ВЛКСМ для формирования строительных бригад!
— Вот это реклама! — огласил я и порадовался собственной предусмотрительности. — Хорошо, что корейцев успел завезти — спорим вон та шобла, — указал на оставшиеся позади комсомольские общаги. — Свалит минимум тремя четвертями?
— Я бы тоже свалила, — вздохнула Виталина.
— Ехидина! — приложил ее я, и мы выбрались на площадь перед станцией, присоединившись к товарищу Парторгу и трем десяткам местных жителей в этнических нарядах и караваями в руках.
Еще здесь стоят автобусы и «Таблетки» — после встречи гостеприимно отвезти всех в открывшийся в административном кластере кооперативный ресторан — прямо напротив столовки, в соседней пятиэтажке.
По нам ударила световая волна выехавшего из-за деревьев локомотива, поезд остановился, и из вагона номер три выбралась группа корейских товарищей в количестве сорока человек — три десятка разнополых мультипликаторов средних лет, пятеро геройских ребят-пейнтболистов (погостить до Девятого мая, получат звезды Героев из дедовых рук и уедут в «Орленок» до осени), двое кураторов — с ребятами приехал сам уважаемый Му Хён, а куратора «мультяшного» зовут Ли Чхан Пок. Отдельно — две корейские девочки пятнадцати лет, одетые в ханбоки и деревянные сандалики. Близняшки! Мой друг Ким Чен Ир передавал телефонограмму — две красивые певицы со скрипками лучше, чем одна. И так-то прав — еще прикольнее получится. Творческие псевдонимы — Джису и Розэ. Официальные имена сильно засекречены, а в контрактах прописаны липовые. С ними прибыла пожилая кореянка в чине капитана Департамента государственной безопасности КНДР по имени Сим Пён — для маскировки оделась в офисный юбочный костюм.
Церемония — старт!
Кружок этнической цыганской песни затянул «К нам приехал наш любимый, сын Кореи дорогой».
— Добро пожаловать в «Потемкинскую деревню», уважаемые гости! — взял я на себя роль ведущего.
— Хлеб да соль, гости дорогие! — подключились бабушки-«каравайщицы» из фольклорного кружка.
Корейские товарищи отвесили синхронный поклон и аккуратно отломили по маленькому кусочку, справившись с ритуалом и подарили совхозу в моем лице всегда актуальный подарок — вышитый на шелке профиль Ленина. Повешу в свой кабинет.
Соотечественники погрузились в «Таблетки», а я с гостями — в «Икарус». По пути, предварительно отработав все приличествующие случаю вежливые ритуалы, заговорил о важном:
— В нашем совхозе есть собственная типография. Ее директор — специалист-японец. Историческая память тяжела, товарищи, но я очень прошу вас его не обижать — Котаро Комуро из рода крестьян, и агрессивный японский национализм стоил его роду многих умерших от голода детей.
— Мы понимаем, Сергей, — ответил за всех Му Хён. — Он — ваш гость, и мы ни за что не опозорим вас.