Самый младший
Шрифт:
— Я вам желаю, — сказал Коган, — от всего сердца! — и протянул Генке свою самопишущую ручку.
— Что вы, зачем! — смутился Генка.
— Я очень прошу, — сказал Коган.
— Бери, бери! — зашумели ребята. — Письма будешь писать!..
Генка вертел в руках массивную самописку.
— Спасибо, Мирон Григорьевич, — сказал за Генку Степан Егорович.
— Спасибо! — спохватился Генка и стал пожимать бухгалтеру руку.
Мирон Григорьевич снова зачем-то заглянул в ведомость и сказал
— Товарищ Тимохин! Вы получили расчёт за вычетом подоходного налога, государственного займа и плюс премию за отличную работу…
Генку поздравляли товарищи. А за час до гудка пришёл Генкин сменщик. Они вместе проверили ящик с инструментами, и Генка стал убирать станок. Он смёл с него железным веничком стружку, протёр мягкой ветошью.
Станок у него всегда был в порядке. К этому Степан Егорович приучил всех, кто работал в цехе. Каждый раз, заступая смену, Геннадий ревниво осматривал станок. И, если бывали неполадки, досадовал на сменщика. Теперь он передавал станок надолго.
— Вот тут маленько винт ослаб, — говорил Генка, проводя рукой по станине. — Надо подтянуть. Маслёнку смени, я видел у кладовщика, новые привезли. У них носик подлиннее, аккуратнее будет. А вот здесь, — Генка протянул руку в дальний угол ящика, — здесь я запасные резцы положил, на всякий случай.
Степан Егорович к ним не подходил. Он только косился в их сторону. Когда Генка упомянул про запасные резцы, он только крякнул: вот они, оказывается, где резцы, а он-то их искал. Из-под носа утянул! И когда только успел?
Прогудел гудок.
Как всегда, Геннадий Тимохин и отец вышли с завода вместе.
В проходной, отдавая табель, Генка подмигнул табельщице и сказал, точно прощался до завтрашнего дня:
— До свиданья, Анюточка! Краснофлотский привет!..
Торжественные проводы
Тимохины ждали гостей: Настенька накрывала на стол, а тётя Маша присела отдохнуть.
— Что-то я рук не подниму, — сказала она.
— Волнуешься, — сказала Настенька. — Что ты, его на фронт провожаешь, что ли? Войны нет.
— Войны нет, а они всё равно норовят; газеты-то я читаю.
— Ну и что же?
— Что же, не могут некоторые в мире-то жить. Вот и приходится армию набирать, а так на кой бы она: нам и дома руки нужны.
Настенька старалась, чтобы всё было понаряднее. Посредине стола стоял глиняный кувшин, а в нём последние цветы — пёстрые осенние астры. Она всё приглядывалась, как и что на столе поставить: то что-нибудь передвинет, то поправит. Сама она тоже была нарядная —
— Я там барбариски купила, — сказала тётя Маша, — положи ему в чемодан, а то забудем. Захочет кисленького — найдёт, обрадуется.
— Он и сладенькое любит, — засмеялась Настенька.
— Положи, положи! — Тётя Маша поднялась и пошла в кухню поглядеть своё хозяйство. Нагнулась там над кастрюльками да и поплакала.
Наконец всё было готово. Все собрались, но за стол не садились. Не пришли из школы ни Макар, ни Алёша. Ждали только их.
— Бегут, — сказал Миша: он увидел ребят в окно.
Дверь распахнулась, и первым появился Макар, а за ним, не снимая пальто, — Алёша.
— Глядите! — сказал Макар и помог Алёше расстегнуться.
Алёша был с красным галстуком.
— Ну, брат, тебя не узнать, — сказал Геннадий.
— Ну-ка, ну-ка! — Степан Егорович помог сконфуженному Алёше снять пальто. — Поздравляю! Что же это ты по секрету в пионеры пошёл!
— Один я знал! — кричал Макар. — Мы нарочно так подгадали.
Алёша не ожидал такой встречи. Его поздравляли серьёзно и торжественно. Только Фёдор Александрович хотел было, как раньше, поднять его на руки.
— Не надо! — сказал Алёша.
И тётя Маша тоже его остановила.
— Разве пионеров тетешкают? — сказала она.
— Алёша, садись рядом со мной, — предложил Геннадий.
— С Геной, с Геной непременно! — закричали все.
— Ты теперь его смена, Алёша, — сказала Настенька. — Ты теперь мамин часовой.
— Поди, что я тебе скажу, — сказал Геннадий и, нагнувшись, сказал тихо одному Алёше. — Ты, когда мне будешь писать, пиши всегда правду. А то, может, мать заболеет или что-нибудь ещё, обязательно пиши. Хорошо? Я на тебя надеяться буду.
— Хорошо, — ответил Алёша.
— Ну, дорогие товарищи, прошу, — сказал Степан Егорович, и все стали садиться за стол, шумно отодвигая стулья.
— Можно рядышком? — спросил Фёдор Александрович.
— Пожалуйста, только я буду бегать, я же хозяйка, — ответила Настенька и подвинулась, чтобы Фёдор Александрович мог сесть с ней рядом.
Во главе стола сидела тётя Маша, рядом с ней — притихший Геннадий и самый младший в этой большой, дружной семье — Алёша Бодров.
Первый тост произнёс Анатолий Павлович. Он начал говорить очень красиво.
— Представим себе, дорогие друзья, что среди необозримого морского простора идёт сторожевой корабль и… — Дальше он немного спутался, но все поняли, что на этом сторожевом корабле должен плыть славный моряк Геннадий Тимохин.
Анатолий Павлович передохнул и кончил речь совсем хорошо: