Самый желанный герцог
Шрифт:
Грэм вошел в музыкальную комнату.
– Софи?
Ее бумаги были повсюду, разбросанные в хаотичной версии порядка, который понимала только сама Софи – и пусть побережется тот, кто передвинет хотя бы один лист!
Но Софи не было. Он собирался поискать в другом месте, когда заметил одну из ее туфелек на полу рядом с амбразурой окна. Затем молодой человек увидел обтянутые чулком пальцы ноги, выглядывающие из-за портьеры. Его губы устало скривились.
– Я нашел тебя.
Когда он подошел ближе, то осознал, что девушка не прячется. Она уснула, сбросив
Грэм осторожно убрал страницы с переводом с колен Софи и отложил их в сторону – конечно же, сохраняя их точно в таком же порядке. Затем нежными пальцами он снял очки с ее носа и вытащил дужки из-за ушей.
Без проволоки и стекла ее привычные худые черты лица казались довольно уязвимыми и незнакомыми. Она представляла собой настоящую витрину. Только посмотрите на нее! Бесконечно длинные ноги неловко подогнуты под себя, как у новорожденного жеребенка, пальцы в чернилах, ногти обкусаны, волосы свисают вниз…
Ее волосы проиграли сражение со шпильками и гравитацией и упали на ее грудь тяжелой перекрученной косой. Из любопытства Грэм потянулся, чтобы ослабить узел. Внезапно он обнаружил, что в руках у него оказались удивительные шелковистые пряди цвета красного золота. Ощущение от прикосновения пальцев к ее теплым волосам послало неожиданный толчок его забытым мужским чувствам.
Веки Грэма почти полностью опустились от ленивого, чувственного удовольствия. Он позволил косе скользнуть по его ладони, отмеривая длину, до тех пор, пока его рука не остановилась под ее подбородком. От легкого тепла, исходящего от его пальцев к ее коже, Софи перекатила голову так, что ее щека устроилась на его запястье и ладони. Нежный, сонный вздох слетел с ее губ, прикоснувшись к чувствительной коже с внутренней стороны его запястья.
В теплом, уединенном месте позади портьеры Грэм осознал ее запах так, как не осознавал прежде. Софи на самом деле замечательно пахла. От нее доносился аромат практичного мыла, нагретой солнцем кожи и чего-то еще, чего-то девического и сладкого, словно у невинности были свои собственные духи.
Ее ресницы затрепетали. Грэм выпустил волосы девушки и выпрямился, сжав руку в кулак от ощущения потери при расставании с этим шелковистым великолепием. Когда Софи потянулась и открыла глаза, он уже стоял на приличном расстоянии от нее, усмехаясь в своей обычной приветливой манере.
В конце концов, это всего лишь Софи. Он просто просрочил свой визит к Лайле, вот и все.
– Грэй? Что ты здесь делаешь?
Он склонил голову набок вместо ответа.
– Ты никогда в жизни не обрезала свои волосы, не так ли?
Вздрогнув, она протянула руку, чтобы почувствовать, что ее волосы распустились. Софи покраснела так, словно ей было за что стыдиться, и быстро села. Она казалась настолько смущенной, что Грэм вежливо притворялся заинтересованным
Молодой человек откашлялся. Не будь повесой. Она умерла бы от потрясения, если бы ты хотя бы намекнул на нечто подобное. Его Софи была полностью незнакома с миром и со всем его злом. Он намеревался и дальше держать ее в неведении, даже если он сам был представителем этого зла.
Сейчас она выжидательно смотрела на него. Все верно, она ведь задала ему вопрос, не так ли?
Внезапно он передумал рассказывать Софи о своей семье и титуле. Ему захотелось притвориться, что этого не случилось, еще на несколько мгновений. Грэму было так комфортно с Софи именно так, как сейчас обстояли дела.
Поэтому вместо ответа – снова – он потянулся за первой страницей из тех, что лежали на ее коленях. Молодой человек заморгал, глядя на летящий, красивый почерк. Неужели он ожидал чего-то напряженного, узкого… подавляемого?
До того, как у Грэма появился шанс на самом деле прочитать что-то, написанное там по-немецки, Софи выхватила у него лист.
– Не смотри на это. Это всего лишь заметки. – Она бросила на него грозный взгляд. – Мне не нравится, когда мои переводы в беспорядке. Ты бы знал об этом, если бы хоть раз в жизни приложил к чему-то свой ум вместо того, чтобы впустую растрачивать его.
Теперь она начала суетиться из-за него. Грэм улыбнулся, успокоенный знакомой вспыльчивостью ее тона. Он мог так легко очаровывать большинство людей своими манерами, что потерял всякую веру в остроту восприятия мира. Только Софи потрудилась рассмотреть его достаточно пристально, чтобы рассердиться.
Он ласково улыбнулся ей, настолько обрадованный тем, что он снова был «Грэмом, бесполезным бездельником», что почти забыл замаскировать свою улыбку обычным слоем иронии.
Софи заморгала от удивления, ее глаза расширились в изумлении. Грэм быстро оправился. Он плюхнулся рядом с ней на сиденье у окна, намеренно перемешав ее бумаги, пока она не начала хлопотать над ними, благополучно отвлеченная от его непривычной искренности.
– Продолжай, Софи. Над чем ты работаешь? Расскажи мне сказку.
Она бросила на него подозрительный взгляд, пока шелестела выпавшими листами.
– Ты говоришь серьезно или просто собираешься повеселиться?
Грэм опустил голову, прислонившись к амбразуре окна, и устало закрыл глаза.
– Любимая, я слишком устал, чтобы веселиться. Я просто хочу сидеть здесь в твоей мирной гостиной и слушать.
Софи ненавидела, когда он называл ее «любимой» или «милой» – ненавидела, потому что ее невежественное сердце имело тенденцию слегка подпрыгивать при каждом таком слове. А еще потому, что у него это выходило слишком легко. Вероятно, лорд Грэм Кавендиш называл так множество женщин – игриво в бальном зале или так же игриво в спальне.