Самый желанный герцог
Шрифт:
– Это что-то значимое? – Она не хотела легко относиться к происходящему, но опять же, это была просто игра. Не так ли?
– Просто кое-что старое, – медленно ответил Грэм. – Дай мне руку снова.
В этот раз его прикосновение ощущалось другим. Менее игривым, более… неистовым? Затем он потянул их обе руки вверх и приложил ее ладонь к своему лицу.
Софи медленно втянула воздух. За все их часы, проведенные наедине, они никогда не дотрагивались друг к другу, кроме прикосновения руки к руке. Сейчас ее рука обхватила его скульптурный подбородок, ее пальцы неуверенно касались небритой щетины
Софи медленно отвела руку прочь. Случилось что-то серьезное.
– Грэм, с тобой все в порядке? – Она начала поднимать повязку на глазах. – Что произошло?
– Ничего… совсем ничего. – Грэм отвел ее пальцы от повязки, снова приложил ее ладонь к своей щеке, удерживая ее там. Пока ничего. Это еще не по-настоящему. Закрыв свои глаза, он сконцентрировался на ощущении прохладной руки Софи на своей щеке.
Софи жила в такой безопасности, была так защищена. Знала ли она о разнице между мужской и женской кожей? Ощущала ли она когда-нибудь, что по ее обнаженной, нагретой солнцем коже струится прохладный поток? Это была всего лишь невинная детская чувственность. А что насчет атласной гладкости разгоряченной кожи, приоткрытых губ, вулканического жара плоти, прикасающейся к плоти?
Его брюки стали тесны от таких мыслей – черт, прошло уже несколько недель! – и неосознанно кончики его пальцев изменили свое намерение с невинной демонстрации на опытное соблазнение. Рука Грэма скользнула вниз по ее запястью до чувствительного локтевого сгиба, прикосновение было медленным и целеустремленным.
Софи не могла дышать. Его руки были всем, что она могла ощущать. Одна рука прижимала ее ладонь к его щеке, подтягивая к себе потихоньку, но неумолимо. Девушка сдалась незамедлительно, нетерпеливо, не в состоянии сделать что-то еще. Другая его рука, как пламя, обжигала ее кожу, оставляя позади следы мерцающих угольков, пока она двигалась выше, до тех пор, пока тыльная сторона его ладони не прикоснулась сбоку к маленькой груди Софи.
Ее легкие, возможно, и перестали работать, но зато ее сердце неслось вскачь. Девушка ощутила свою собственную кожу так, как никогда не ощущала ее прежде. Она могла слышать удары собственного сердца, которое, казалось, билось прямо в горле, и пульс которого трепетал под его изучающими пальцами.
Дикое, яростное желание охватило Софи, в животе появилась дрожь, а пальцы ног подогнулись внутри туфелек. Плоть напряглась, запульсировала и увлажнилась таким новым и возбуждающим способом – и к тому же пугающим, потому что она хотела, чтобы это никогда не кончалось. Мечты, на которые она никогда не отваживалась, желания, которые она никогда не признавала, томление, которое она заглушала и прятала подальше – все это вырвалось на свободу, мстительное в своей мощности. Девушка не могла дышать, не могла думать…
Размашистым движением другой руки Софи стянула повязку. Ее глаза распахнулись, вглядываясь в его глаза. Язык в ее пересохшем рту попытался повернуться и произнести:
– Пожалуйста…
Потрясение от напряжения в глазах Софи эхом отдалось
Затем… Что ты делаешь, подлец? Зачем ты соблазняешь эту девушку – только чтобы отвлечься от своего долга?
О Господи, он просто законченный негодяй. Слишком много часов было проведено наедине с ней, слишком много вечеров свободы и небрежной интимности. Он отодвинулся, спрятав свою реакцию на ее мольбу, раздумывая, намеренно сделав вид, что не понял ее.
– Да, конечно же. Я прекращаю. Мои извинения.
Грэм медленно поднялся, желая, чтобы его почти эрекция угасла до того, как он полностью выпрямится. Ему не нужно было беспокоиться, потому что взгляд Софи был теперь прикован к ее рукам, которые она стиснула у себя на коленях.
Дурочка! Глупая, глупая, оторванная от реальности дурочка! Слава небесам, что он неправильно понял ее очевидную просьбу. Видимо, что она не так неуязвима, как думала, но Софи и не осознавала, что может растянуться на ковре от его малейшего прикосновения!
Зачем беспокоиться о таких вещах? Ему просто скучно – он решил сыграть в детскую игру. Он не хочет тебя.
Грэм отвернулся, устыдившись себя, и что еще хуже, вспомнив о том, что он с такими усилиями пытался забыть. Краткий момент отсрочки только усугубил дело, потому что вся тяжесть его положения обрушилась на него, как осыпающиеся камни самого Иденкорта.
Он провел руками по лицу.
– Ах, Софи. Мне так жаль. Я… боюсь, сегодня я сам не свой.
Она откашлялась позади него.
– Почему… – Грэм услышал шелест ее простого муслинового платья, удаляющийся от него. Что она и должна была делать, после такой демонстрации эгоизма с его стороны.
Девушка продолжила.
– Почему ты сам не свой?
Он коротко рассмеялся.
– После того, как я ушел вчера вечером отсюда, случилась забавная вещь… – Он не хотел произносить это вслух. Рассказать Софи означало каким-то образом сделать вещи реальными – но, возможно, пришло время это сделать. – Мой отец умер.
– О, как ужасно! – Ее голос снова потеплел, что заставило его чувствовать себя еще хуже. – Неудивительно, что ты ведешь себя не как Грэм, которого я знаю.
Эти слова заставили его громко рассмеяться, резким, отрывистым, истеричным смешком – если бы она знала настоящую причину.
– Мой старший брат умер вместе с ним.
Теперь Софи встала перед ним, положив ладонь на его руку.
– О, Грэм!
Молодой человек прикрыл рот рукой, подавляя истерический смех, который рвался наружу. Сейчас она глядела на него с осторожным замешательством.
– Двойная трагедия, – произнесла девушка. – Как печально.
Смех, отчаянный и панический, начал с борьбой прорываться на свободу.
– Есть еще кое-что…!
Софи отпрянула и сложила руки на груди, уставившись на него.
– Грэй, давай выкладывай!
– Они все умерли. – Его голос, уже искаженный от сдерживаемого смеха, странным образом сломался на слове «умерли». Грэм снова потер лицо. Его руки оказались влажными. Он глубоко вдохнул, встревоженный собственным недостатком сдержанности.