Самый жестокий месяц
Шрифт:
– Так что же такое ваши сеансы?
– Это жизнь. И исцеление. Если люди просят провести спиритический сеанс, то, скорее всего, им требуется исцеление. На первый взгляд сеанс может показаться развлечением или игрой, чтобы убить время и напугать друг друга, но кто-то из присутствующих нуждается в решении какой-то проблемы, чтобы продолжать жить дальше. Им нужно избавиться от чего-то или кого-то. Вот этим я и занимаюсь. Это моя работа.
– Вы целитель?
Жанна остановилась и заглянула в темно-карие глаза Гамаша.
– Да. Все викане – целители. Мы знахарки, повивальные бабки, ведуньи. Мы используем травы и ритуалы, мы используем силу земли и силу разума и души. Мы используем энергию Вселенной и энергию духов. Мы делаем все,
– А их так много, раненых душ.
– Поэтому я и приехала сюда.
– Найти раненые души или отдохнуть от трудов?
Жанна хотела было ответить, но тут выражение ее лица внезапно изменилось. От серьезного и сосредоточенного к взволнованному. Она смотрела на что-то за спиной Гамаша.
Он повернулся, и на его лице тоже появилось озабоченное выражение.
Рут Зардо, прихрамывая, шла по дорожке, ведущей к ее дому, и крякала.
Жан Ги Бовуар без труда нашел «Ля мезон биоложик». Магазин натуральных пищевых продуктов располагался в Сен-Реми на рю Принсипаль, ровно против мини-маркета, в котором продавались сигареты, пиво и билеты Квебекской лотереи. Эти два магазина взаимодополняли друг друга в гораздо большей степени, чем можно было подумать: и тот и другой торговали надеждой. Надеждой на выигрыш в лотерею, надеждой, что еще не поздно развернуть вспять глобальное потепление. Надеждой, что натуральные продукты заглушат отрицательное воздействие никотина на организм. Сама Одиль Монманьи любила иногда подымить. Обычно после стаканчика – или бутылки – дешевого вина, купленного в мини-маркете.
Войдя в пустой магазин, инспектор Бовуар обратил внимание на странный, неестественный запах. Это был терпкий, темный аромат, словно в схватке сошлись всевозможные травы, благовония и порошки.
Иными словами, в магазине воняло.
За прилавком, положив руку на закрытую тетрадь, стояла хорошенькая пышная женщина лет под сорок или слегка за сорок. Волосы, дешево подстриженные и покрашенные, без затей обрамляли ее лицо. Она казалась приятной и ничем не примечательной. На мгновение Бовуару померещилось, что на ее лице появилось раздраженное выражение, словно он вторгся в ее частное пространство. Но она тут же улыбнулась. Это была заученная улыбка человека, привыкшего угождать.
– Oui? Est-ce que je peux vous aider? [45]
– Вы…
Бовуар вытащил клочок бумаги, врученный ему старшим инспектором, – список всех, кто присутствовал на сеансе, – и заглянул в него, слегка затягивая представление. Ему нужно было ее полное внимание. Он, конечно, прекрасно знал, как ее зовут. Просто хотел вывести ее из равновесия, чтобы она начала волноваться. Он поднял взгляд и увидел, что она смотрит на красную тетрадь у себя под рукой. За ту паузу, что он сделал, она успела уйти от него. Он ни в коем разе не вывел ее из равновесия, напротив, она вернулась к своим делам.
45
Да? Чем могу вам помочь? (фр.)
– Вы Одиль Монманьи? – громко спросил он.
– Да, – улыбнулась она любезно, но с отсутствующим выражением.
– Меня зовут инспектор Бовуар, я из Квебекской полиции. Отдел по расследованию убийств.
– Не Жиль?
Она преобразилась. Тело ее утратило гибкость, выражение лица стало сосредоточенным, испуганным. Рука переместилась с тетради на деревянный прилавок, а ногти попытались вонзиться в его поверхность.
– Жиль? – переспросил Бовуар.
Он сразу же понял, что у нее на уме, и решил подержать ее в этом напряженном состоянии.
– Что случилось? – взмолилась Одиль.
Ей казалось, что она сейчас упадет в обморок. Она словно отупела, и сердце в грудной клетке забилось так,
– Я пришел поговорить с вами о Мадлен Фавро.
Бовуар внимательно смотрел на нее. Ее пухлое, пустое лицо ожило. Глаза засветились, способность ясно мыслить вернулась. Вид у нее был блестящий. И испуганный. И великолепный. Потом все это исчезло. Она в отчаянии подалась вперед, поникнув головой, словно мышцы перестали ее держать. В мгновение ока вернулась прежняя Одиль. Хорошенькая, недалекая, нетерпеливая. Но он уже увидел то, о существовании чего, по-видимому, знали немногие и даже сама Одиль не догадывалась. Он увидел блестящую, великолепную, динамичную женщину, которая скрывалась за безопасными слоями улыбок, бестолковости, крашеных волос и благоразумия.
– Мадлен была убита? Но я уверена, у нее случился инфаркт.
– Oui, c’est vrai [46] . Однако этому инфаркту поспособствовали. Ей дали средство, которое и спровоцировало инфаркт.
– Средство?
Неужели никто из Трех Сосен не позвонил Одиль? За последними новостями все приходили в бистро Оливье. Бистро было их вещательным центром, якорем которого являлся Габри. Бовуар разговаривал с единственным человеком в округе, которому никто не догадался позвонить. Внезапно он проникся сочувствием к этой женщине, к ее нетерпеливому, ищущему лицу. Но, кроме сочувствия, он испытывал еще и некоторое отвращение. Неудачники всегда вызывали у него отвращение, и его неприязнь к агенту Николь объяснялась отчасти и этим. С того самого момента, как он увидел ее несколько лет назад, он знал, что она не только скандалистка, но гораздо хуже. Она неудачница. А из своего опыта Бовуар знал, что неудачники – самые опасные люди. Ведь они в конечном счете доходят до такого состояния, когда терять им больше нечего.
46
Да, это верно (фр.).
– Это средство называется эфедра, – сказал он.
Она поразмыслила над этим словом.
– И от этого ее сердце остановилось? Зачем кому-то понадобилось убивать ее таким способом?
Не «зачем кому-то понадобилось убивать», а почему именно таким способом. Ее удивил не факт убийства, а его способ.
– Вы хорошо знали мадам Фавро?
– Она была моим покупателем. Покупала здесь фрукты и овощи. А еще некоторые витамины.
– И хорошим она была покупателем?
– Регулярным. Приходила приблизительно раз в неделю.
– А при других обстоятельствах вы встречались?
– Никогда. А что?
Не было ли настороженности в этом ее вопросе?
– Но вы обедали вместе в воскресенье вечером.
– Да, обедали, но это не было нашей идеей. Клара пригласила нас перед спиритическим сеансом. Мы даже не знали, что там будет Мадлен. Как я сказала, она была моим покупателем – только и всего.
– Но она вам не нравилась.
– Я ее не знала.
Позволив паузе затянуться, Бовуар оглядел магазин внимательнее. Чего тут только не было! Пищевые продукты находились с одной стороны магазина, а одежда и мебель – с другой. С продуктовой стороны он увидел глиняные горшочки с деревянными крышками и свисающими с них черпачками. Он увидел грубые мешки, а на деревянных полках вдоль стен – сотни стеклянных баночек, наполненных чем-то похожим на траву. Может быть, это конопля? Он подошел поближе, отметил, что Одиль смотрит на него, и принялся разглядывать банки. На них были надписи типа «Пчелиный бальзам», «Ма хуань», «Лопух» и его любимый «Цветок обезьяньего кардинала». Бовуар взял баночку, снял крышку и потянул носом. Запах был приятный. Он не мог поверить, что папа собственной персоной рукоположил этого кардинала. Он вдруг подумал, а нет ли близ Нотр-Дам-де-Руф-Трюс деревеньки, названной в честь этого кардинала.