Сандро, не плачь!
Шрифт:
“Александр Белецкий изменяет своей жене?” — вопрошал заголовок. Этакая вишенка на торте.
Белецкий опустился рядом с Галинкой на диван. Она самолюбиво отодвинулась к самому краю, и он, чёрт возьми, прекрасно понимал сейчас её чувства.
— Нет, — сказал он устало.
Она искоса взглянула на него.
— Что — “нет”?
— Александр Белецкий не изменяет своей жене.
— Да пойми ты, Саша, — воскликнула она с досадой, сразу вскинувшись, отбросив показную холодность. — Не в этом дело! Я и не думала обвинять тебе в измене. Просто… ужасно обидно, что я узнаю об
Он оторопел.
— Как… как ты догадалась? — выговорил он вмиг севшим голосом. Галинка посмотрела на него почти с жалостью.
— Может, конечно, я и полная идиотка, но уж ни разу не дура. Ты рассказывал мне о своей несчастной студенческой любви. Пусть без имён, но достаточно. Уезжая сегодня утром из дома, ты забыл убрать фотоальбом. Я и раньше его пролистывала… Вычислить, к кому именно из своих однокурсниц ты неровно дышал, не составило особого труда — ты везде так на неё смотришь… Ну так вот, утром, проснувшись, я нахожу альбом здесь, а потом вижу вот эти фотки в интернете… и ту самую однокурсницу… У неё своеобразная внешность, трудно не узнать. Я просто сложила два и два, — Галинка сникла.
— Так, стоп, — взмолился он. — Я расскажу тебе всё, как есть, только сама не придумывай себе всякого!
— Хорошо… — кивнула она. Судя по её кислому тону, “придумать всякого” и накрутить себя она и так уже успела, причём весьма продуктивно.
Он похлопал ладонью возле себя.
— Садись поближе.
Поколебавшись немного, Галинка всё же подвинулась к нему.
— Мы встречались сегодня с Кети вовсе не как тайные любовники, — начал он, — и это не было романтическим свиданием, что бы там ни сочиняли журналисты. Просто дружеская встреча. Попили вместе кофе — и всё. У нас с ней ничего никогда не было и быть не могло, ты же в курсе. Мы вообще не общались с ней все эти годы. А сейчас… она оказалась в Москве, позвонила мне и попросила встретиться.
— Зачем?
Он растерялся, потому что сам ломал голову над этим вопросом.
— Зачем?.. Да я, если честно, так и не понял. Может, по старой памяти?.. Вообще-то, они вместе с Анжелкой решили организовать встречу нашего курса, собрать всех самойловцев, повспоминать прошлое, узнать, кто как живёт сейчас…
— А что, если… — Галинка кусала губы в волнении. — Если у неё к тебе вдруг проснулись какие-то чувства?
Ему совсем не было весело, но тут он даже коротко рассмеялся от этого странного предположения.
— Двадцать два года спустя?! Вот так, вдруг, внезапно проснулись? Да ну, такого не бывает.
— А у тебя… — было видно, что ей тяжело об этом спрашивать. — У тебя ничего не дрогнуло при встрече? Ведь такая любовь была…
— У меня тоже ничего не проснулось и не дрогнуло, потому что давным-давно умерло, перегорело и отболело, — поколебавшись, он обнял её, не будучи уверенным даже в том, что она позволит это сделать. Однако Галинка не отстранилась. Только вздохнула как-то измученно, словно уставший и обессилевший вконец человек.
— Да, может быть, возникло некоторое приятное волнение… — признал он нехотя, — но это, скорее, воспоминания об ушедшей юности в целом, лёгкость и романтика того
— А может быть, она просто самоутверждается за твой счёт? — предположила Галинка нерешительно.
— В каком смысле?
— Ну, судя по всему, эта твоя… Кети, — имя далось Галинке с явным трудом, — никакого особого успеха в карьере не добилась. А тут — ты. Успешный, известный, красивый… Приятно же потешить больное самолюбие, напомнив себе — да и тебе заодно — как ты увивался за ней прежде. Может, она так попыталась возвыситься… нет, скорее — приосаниться на твоём фоне.
— Если это и в самом деле так, — произнёс он с сомнением, — то метод она выбрала довольно жалкий. Это как-то… мелочно. Даже ничтожно.
— Это не ничтожно, а жестоко по отношению к тебе, — покачала головой Галинка.
— А Кети всегда была жестокой, — усмехнулся он. — Она никогда не думала о моих чувствах, точнее, думала, но при этом хладнокровно брала их в расчёт — как бы повыгоднее использовать в своих целях.
Она опять тяжело, прерывисто вздохнула и уткнулась ему в грудь.
— Успокоилась? — спросил он, поглаживая её по волосам. Галинка неуверенно кивнула. Ей было и хорошо, и плохо одновременно. Он приподнял её лицо за подбородок и внимательно взглянул в глаза.
— Плакала тут в одиночку, признавайся?
— Немножко…
— Дурашка маленькая, — он снова прижал её к себе и поцеловал в макушку. — Ты ведь есть у меня. Неужели так трудно поверить и запомнить, что мне никто больше не нужен?
— Я верю, но… Саша, зачем они всё время сочиняют про тебя все эти мерзости? — жалобно спросила она, имея в виду журналистов. — Постоянно смакуют твои якобы измены, выуживают из небытия интервью с твоими бывшими, считают их количество…
— Количество — это единственное, в чём меня можно упрекнуть, Галюша, — усмехнулся он невесело. — До того, как мы встретились, у меня было много, очень много женщин.
— Я знаю, — она передёрнула плечами. — И не собиралась тебя упрекать, меня это не касается. Это всего лишь прошлое…
Он поморщился.
— Да, но всё равно я сейчас об этом очень жалею.
— Твои бывшие, я уверена, не жалеют! — подколола его Галинка, не удержавшись.
— И всё-таки, я не должен был… не имел права… чёрт, не знаю, как сформулировать, — пристыженно произнёс он. — У меня до сих пор комплекс, что такому распущенному похотливому идиоту, как я, досталась такая волшебная и чистая девочка. Я же вижу, что тебя это тоже гнетёт. Может быть, на уровне подсознания…
— Неправда! — запротестовала она. — Я об этом даже не думаю! Ну, почти…
— "Почти"… — повторил он со странным выражением, словно у него внезапно заболели зубы. — Вот поэтому я и не нахожу себе места. Боже, да у тебя не должно возникать даже тени сомнения! Ты у меня одна — и точка. Я не умею говорить о любви красиво, извини…
— Ты — и не умеешь?! — она нервно рассмеялась от подобного заявления.
— Нет, — твёрдо сказал он. — Я всегда прячусь за слова классиков, за чужие стихи и чужие мысли, как за палочку-выручалочку. В этом плане, несомненно, актёром быть очень удобно. Всегда держишь в голове чёртову тучу стихов и цитат на все случаи жизни…