Сандро, не плачь!
Шрифт:
— Тебе друзья несколько раз звонили, — вспомнила она. — Я сказала, что ты болеешь.
— Какие друзья?
— Да не помню уже… когда мальчики, а когда девочки.
— Если ещё будут звонить — передай, пожалуйста, что у меня нет сил разговаривать, — попросил он. — Не хочу никого слышать в ближайшее время. Совсем.
Однако "совсем" укрыться от товарищеской заботы не получилось. Ещё через день в квартире раздался звонок, и мгновение спустя Белецкий услышал, как зазвенели в прихожей голоса Анжелы Климовой и… Кети. Конечно же, Кети. "Мы с Тамарой
— Сейчас посмотрю, девочки, — раздался негромкий голос матери, и она осторожно приоткрыла дверь его комнаты. Он торопливо зажмурился, отвернувшись к стене.
— Спит, — шёпотом сказала мать. — Он все эти дни постоянно спит, восстанавливает силы… Может быть, пройдём на кухню? Попьём чайку…
Очевидно, болезнь сына заставила мать на время зарыть топор войны — она была готова принимать у себя в гостях даже "провинциальную" Анжелу и Кетеван с её "лицом кавказской национальности".
— Чай? О, было бы здорово, — обрадовалась Анжела.
— Можно на него взглянуть? — услышал Белецкий голос Кетеван.
— Да, конечно… — несколько растерянно отозвалась мать.
Он лежал с закрытыми глазами и не мог видеть вошедших. В комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь еле слышным тиканьем настенных ходиков. И всё-таки он знал, чувствовал, что Кетеван сейчас рядом. Стоит возле его кровати и смотрит ему в спину. Он задышал ещё более размеренно и спокойно, притворяясь, что погружён в глубокий сон. В ближайшие сто лет ему не хотелось ни видеть её, ни разговаривать с ней.
На его плечо легла тонкая рука. Он узнал это прикосновение, он узнал бы его даже из миллиона — вот так же, с закрытыми глазами… Кетеван несмело погладила его, затем прикоснулась прохладными пальчиками к его лбу — и тут же испуганно отдёрнула руку, боясь потревожить. А он сам боялся только одного — что стук его сердца подобен сейчас грохоту канонады, и она обязательно его услышит…
Постояв ещё немного рядом у его постели, Кетеван тихонько ушла. Он уловил осторожный звук закрывающейся двери.
Он так наделся, что вместе с температурой прошла и его зависимость от девушки. Прошла его одержимость, желание постоянно быть рядом, дышать с ней одним воздухом, дышать ею… Он и сам уже бесконечно устал от своей больной, неистовой любви и мечтал только об одном — чтобы её запас, наконец, исчерпал себя. И сейчас, всего на несколько мгновений почувствовав Кети рядом с собой, он только с отчанием понимал, что эта болезненная зависимость никуда не делась, она по-прежнему с ним. Понимал и в страхе задавал себе вопрос: сможет ли он когда-нибудь исцелиться — или эта любовь исчезнет только, когда его самого не станет?..
2019 год, Москва
В день встречи выпускников с самого утра Белецкого начали одолевать сомнения. Возможно, тому способствовала погода — дождливая, пасмурная… Так и подмывало всё отменить к чертям и остаться дома. К тому же, это был его
Галинка рассеянно, вполглаза, наблюдала за его сборами и с виду казалась вполне спокойной. Лежала на кровати с планшетом и лениво просматривала френдленту в фейсбуке.
— А ты всех своих женщин любил по-разному? — спросила вдруг она.
— В каком смысле? — опешил Белецкий.
— Ну, к примеру, меня… и Кети. С ней же у тебя всё иначе было, ведь так?
Он присел рядом с ней на кровать и задумчиво уставился себе под ноги, всерьёз осмысливая этот внезапный вопрос.
— Мне сейчас кажется, что её я даже не любил, а просто сгорал, — сказал он наконец. — День за днём, медленно, но верно. Еле спасся и соскочил… это была какая-то наркотическая зависимость, настоящая одержимость. Наверное, я любил даже не саму Кети, не реальность, а свою мечту о ней. Своё представление: как бы оно всё было, если бы мы… — он не договорил.
— И неужели даже не тянет проверить, вот ни капельку, как оно всё-таки вышло бы в реальности? — поддела она.
— Я кого-то сейчас выпорю, — пообещал он, нахмурившись.
— А я? Меня ты как любишь? Ведь от любви ко мне ты никогда не горел, не страдал, не мучился особо.
— А ты хотела бы, чтоб мучился? — Белецкий улыбнулся. — Понимаешь, у нас с тобой всё изначально получилось более спокойно, без шекспировских страстей. Но это абсолютно нормально. Нас ведь сразу потянуло друг к другу, возникла симпатия. Не было отторжения, привыкания, никто не бегал от другого, сломя голову… если не считать того момента, когда ты удрала от меня в Крым, — он укоризненно взглянул на жену.
— Я тогда просто испугалась, — вздохнула Галинка. — Ты мне так нравился, точнее, я уже была влюблена в тебя по уши, и мне казалось, что ты не способен ответить на мои чувства с такой же силой. Ты ведь был настолько… известный, настолько недоступный, будто житель из другого мира, и я долго не могла поверить в то, что ты мной всерьёз заинтересовался.
— Ну, в общем, оба слегка порефлексировали, куда ж без этого, — хмыкнул он.
— Ты-то разве рефлексировал? — усомнилась она.
— О, ещё как! Это был буквально "мильон терзаний". Ты была такая молоденькая и красивая, что я всё время думал: ну на фига портить этой девочке жизнь? Зачем ей сдался такой старый и больной человек, как я?
— Ох, опять это твоё кокетство, — фыркнула Галинка, любуясь мужем — в простой белой футболке и голубых джинсах он казался почти студентом, и улыбка у него сейчас была юношеская — обаятельная, открытая, излучающая тепло и свет.
— Поезжай на свою встречу, старый и больной человек, а то опоздаешь!
Он наклонился, чтобы поцеловать жену. Платье её немного задралось, и Белецкий немедленно засунул руку под подол, задумчиво поинтересовавшись у висящей на стене картины:
— А может — ну её к лешему, эту встречу выпускников?..