Сандро, не плачь!
Шрифт:
Она поёжилась, точно ей вдруг стало холодно.
— Анжелка уверяла, что так будет надёжнее. Если честно, поначалу я была категорически против. Хотела просто попросить тебя по-человечески. Обратиться, как к старому другу… но она сказала, что для любимой женщины ты сделаешь не в пример больше, чем для посторонней. Почему-то она вообразила, что у тебя ко мне до сих пор что-то есть, а твой нынешний брак — ошибка.
— Что-что?
— Признаться, сперва мне и самой так показалось… — она отвела взгляд. — Ну, что у тебя могло быть общего с этой юной наивной девочкой?.. Какая
— И, тем не менее, ты не оставила попыток, — с горечью констатировал он. — Что это было сегодня, Кети? Танец, поцелуй…
— Это… — она несмело посмотрела на него. — Наверное, просто от отчаяния…
— Тебе самой-то не было противно и мерзко? — он, словно не веря до конца в то, что она могла пойти на такое, потрясённо покачал головой. — Ты… так подло и цинично использовала меня, играя на воспоминаниях. Даже теперь, когда дело касается ребёнка. Неужели ты думала, что я смогу отказать?!
Он был невероятно зол на неё и расстроен тем, что услышал. Кетеван боялась взглянуть ему в глаза.
— Ужасно даже не то, что ты совсем не знаешь и не понимаешь меня, Кети, — произнёс он с болью. — Это-то как раз неудивительно и не ново. Ужасно — что и я сам, оказывается, совершенно не знал тебя… ты страшный человек.
Кетеван ещё ниже опустила голову.
— Хорошо, допустим — чисто теоретически — я поддался бы твоим чарам, — продолжал Белецкий. — И что — ты действительно согласилась бы переспать со мной, не любя при этом?
— Ради спасения сына согласилась бы, — упрямо и твёрдо ответила она, хотя её губы нервно подрагивали.
— Ты… очень разочаровала меня, — откровенно произнёс Белецкий. — Ладно, в студенчестве ты была совершенно без царя в голове, это не новость. Но мне казалось, давно пора было хоть немного повзрослеть.
— Ну и пусть разочаровала! — перебила Кетеван, поворачиваясь к нему и сверкая глазами. — Пусть ты меня ненавидишь теперь. Я это вынесу, как-нибудь переживу! Только… только помоги моему ребёнку!
Она заплакала, спрятав лицо в ладонях. Белецкий вздохнул и протянул ей салфетку, не предпринимая попыток успокоить и просто выжидая, когда она выплачется. Кетеван и в самом деле довольно быстро затихла.
— Где сейчас мальчик? — спросил он.
— Здесь, в Москве, — Кетеван шмыгнула носом. — Мы живём у тёти Нателлы…
Она полезла в сумку, достала свой телефон и показала Белецкому фотографию Мурада.
— Вот… это он. Мой малыш…
Ребёнок очень походил на своего отца. Ничегошеньки-то в нём не было от Кети. И это был красивый мальчик, несмотря на болезненную худобу и бледность.
— Сколько ему сейчас лет? Шесть, семь?
— Шесть. Он так мечтает пойти в школу вместе с ровесниками…
— У тебя с собой его документы? Ну, история болезни, и что там ещё… анализы, результаты обследований…
— Конечно, — она кивнула, снова хлюпнув носом. — Ну, в смысле, не прямо вот —
— Тогда давай сделаем так, — он побарабанил пальцами по рулю. — Сейчас ты вернёшься домой, соберёшь и подготовишь все необходимые бумаги. Завтра… — он взглянул на часы, — точнее, уже сегодня утром… я свяжусь с врачами из той клиники и постараюсь договориться насчёт тебя, ну, чтобы вас приняли. Потом перезвоню тебе. Если они скажут приезжать — немедленно соберёшься и приедешь вместе с сыном. Так что будьте наготове.
— Спасибо, Сандро… — прошептала она.
— Пока не за что. Пойми, я ничего не могу обещать и гарантировать.
— Знаешь, — помолчав, спросила вдруг Кетеван, — что я чаще всего вспоминаю о тебе?
— И что же?
— Тот прощальный поцелуй на перроне.
Белецкий в недоумении приподнял брови, ожидая пояснений.
— Даже Аслан так не обмирал и не сходил с ума, когда я его целовала. Наверное… — теперь её было едва слышно, — наверное, никто в жизни никогда не любил меня так, как ты.
Он даже не сразу нашёлся, что ответить.
— Это ты сейчас опять палочкой в рану тычешь? Просто из любопытства, как я отреагирую: заору, истеку кровью или переживу как-нибудь?
Кетеван смутилась.
— Что ты… совсем нет. Я… действительно сожалею, что не слишком-то берегла тебя тогда.
Он никак это не прокомментировал, просто ещё раз взглянул на часы и, спохватившись, завёл машину.
— Ладно, поехали, поздно уже… Я отвезу тебя домой.
1997 год, Москва
Заключительный — четвёртый — курс в Щуке пролетел ещё быстрее, чем предыдущий. Никто и оглянуться не успел.
Белецкий уже второй год снимался в долгоиграющем историческом сериале “Петербургские трущобы”, который всё никак не хотели сворачивать, поскольку он пользовался искренней любовью телезрителей. После пилотных десяти серий стало понятно, что народ не готов расставаться с полюбившимися героями, и были быстренько дописаны и отсняты новые эпизоды. А затем — ещё и ещё…
В целом, Белецкому очень нравилось сниматься. Съёмки проходили в северной столице. Ему, как студенту, пошли навстречу и даже подогнали в сценарии график эпизодов специально под героя, которого он играл. Это было очень удобно: можно было почти не пропускать занятия в училище. Каждые выходные он исправно мотался в Питер.
Старшие артисты — матёрые, признанные звёзды — относились к своим юным коллегам очень тепло и всегда были готовы помочь дружеским советом и подбодрить.
Роль была не то, чтобы главная, но запоминающаяся, не проходная. Белецкий становился всё более и более узнаваемым. Теперь и шагу нельзя было ступить без того, чтобы кто-нибудь не завопил в восторге: “Ой, смотрите, корнет Салтыков идёт!” Девушки висли на нём пачками. Страшно сказать, сколько их прошло тогда через его постель: вздумай он подсчитать точное количество — сбился бы со счёта. Взрослые партнёры по съёмочной площадке подшучивали над ним: "Дорвался до сладкого — смотри, пацан, не лопни!"