Сандро, не плачь!

Монакова Юлия

Первым порывом, конечно же, было схватить телефон и в очередной раз набрать её номер: а вдруг уже доступен? Но Белецкий невероятным усилием воли заставил себя остановиться. Раз она сказала, что его звонок только всё испортит, сделает ещё хуже — значит, надо дать ей хотя бы немного времени на то, чтобы опомниться. Прийти в себя. Остыть и включить голову.

Затем он открыл в интернете расписание самолётов Москва-Симферополь. По всему выходило, что Галинка не могла улететь раньше полуночи, она бы просто не успела… Да и онлайн жена выходила в последний раз именно в

двенадцать часов ночи. Но далее следы терялись — до Симферополя отправлялось много рейсов, а он ведь даже не знал толком, из какого аэропорта она вылетела.

Было четыре часа утра. Возможно, Галинка ещё в небе, хотя нельзя исключать и того, что уже в приземлилась в Крыму… а может, вообще до сих пор сидит в Москве, вдруг не удалось сразу достать билет.

Он даже сжал кулаки от бессилия, борясь с желанием немедленно прыгнуть в машину и начать методично объезжать аэропорты. Это, разумеется, было глупо и ничего бы ему не дало… Но знать то, что она, быть может, ещё рядом… что ещё можно как-то остановить её и всё отменить…

Белецкий снова подавил желание сейчас же позвонить ей, с трудом призвав себя к спокойствию. Правда, удержаться от того, чтобы то и дело не приниматься набирать жене сообщения в мессенджере, он не мог, но перед самой отправкой снова и снова стирал их. В самом деле, ну как тут объяснишь? Какими словами или, прости господи, эмодзи?

"Это действительно не то, что ты думаешь"?

"Ничего не было"?

"Я люблю только тебя"?

“Она сама на меня набросилась”?

Глупо, неубедительно и выглядит как жалкая попытка придумать себе оправдание. Такие вещи нужно обговаривать, глядя прямо в глаза…

Сорваться в Крым вслед за ней?.. Но у него премьера послезавтра, сегодня генеральный прогон… он просто не может подвести театр — труппу, зрителей, которые забронировали билеты на спектакль за два месяца вперёд… Чёрт, да что же за подстава-то такая!

Он прикусил нижнюю губу, пытаясь сообразить, что ему делать. Вдруг разволновался: а если Галинка прилетела в Симферополь и сейчас стоит там в аэропорту одна, среди ночи… ей же ещё в Ялту ехать — мало ли, какой таксист попадётся… Тревога за жену заставила его в очередной раз схватить в руки телефон, но, снова вспомнив о записке, он с сожалением оставил эту затею.

В конце концов, Белецкий решил дождаться наступления полноценного утра и позвонить тёще в Ялту. Скорее всего, Галинка уже известила её о своём внезапном прибытии. Не факт, что суровая и строгая тётя Ксана в принципе захочет с ним разговаривать, если дочь хотя бы туманно намекнула ей о причине бегства из Москвы. Но попробовать, в любом случае, стоит.

Можно было попытаться поспать хотя бы пару часов, но ему не удалось вздремнуть ни на минуту. Он сновал туда-сюда из комнаты в комнату, спускался в кухню, сидел в гостиной, бестолково пялясь в экран беззвучно работающего телевизора, чтобы отвлечься, затем в очередной раз поднимался наверх, в буквальном смысле не находя себе места и не зная, чем занять время. Он снова и снова подходил к шкафу и открывал дверцы, словно надеялся, что ему всё

показалось — и все вещи Галинки на месте, и сама она сейчас выпорхнет из ванной, замотанная в белое банное полотенце — красивая, длинноногая, с распущенными мокрыми волосами…

Он с отчаянием всматривался в свадебные фотографии, развешанные в рамочках на стенах. Разглядывал счастливое, сияющее лицо Галинки, и не мог поверить, окончательно осознать тот факт, что она уехала.

В конце концов, изнервничавшись до изнеможения, он ненадолго прилёг на диван в гостиной и прикрыл уставшие, воспалённые глаза. Невыносимо было даже помыслить о том, чтобы пойти в их с Галинкой спальню, лечь на ту кровать, где всего лишь день назад, ранним утром, они проснулись вместе… где подушка ещё хранила тонкий, еле уловимый аромат её волос, всегда пахнущих морем и степными травами…

Он вдруг впервые отчётливо понял, что просто сдохнет без неё. Не сможет существовать физически, если её не будет рядом. Она была необходима ему, нужна, как воздух. И он должен был, обязан как можно скорее непременно её вернуть.

В восемь утра Белецкий набрал номер Галинкиной матери, но она сразу же сбросила звонок. Вероятно, дочь уже проинструктировала её, как следует себя вести с негодным зятем… Хотя, возможно, ей просто неудобно было сейчас говорить, успокаивал он себя.

Выждав с полчаса, не перезвонит ли тётя Ксана сама, он снова набрал её номер… и его снова безжалостно сбросили.

Белецкий не оставлял попыток дозвониться до тёщи даже в такси, пока ехал в театр на репетицию (решил, что сам за руль в таком состоянии точно не сядет). Нервное напряжение всё нарастало. Около десяти утра тётя Ксана, наконец, откликнулась.

— Вона не хоче з тобою розмовляти*, - отчеканила она вместо приветствия. Это был её фирменный стиль — со всеми окружающими, включая даже совершенно русскоговорящую дочь, тётя Ксана принципиально общалась тільки рідною мовою.

— Но она хотя бы доехала, с ней всё в порядке?! Как она? — выпалил Белецкий, задыхаясь от волнения и одновременно облегчения — во всяком случае, Галинка теперь под надёжным крылышком у мамы, под её чутким присмотром.

— А ти сам як думаєш? — помедлив, отозвалась тётя Ксана. Если бы голосом можно было убивать — Белецкий уже гарантированно был бы покойником.

— И всё-таки? — спросил он.

— Плаче і плаче без перерви. Не треба дзвонити, сам кашу заварив — тепер не скаржся. I дівчинку не муч, — и, не дав ему сказать больше не слова, первая отключилась.

Чёрт… чёрт, конечно надо было ехать туда самому, и как можно скорее. Нельзя было решать такие вопросы ни по телефону, ни по электронной почте, ни другими посредническими методами. И как некстати, господи, как некстати сейчас эта злополучная премьера, когда голова забита совершенно другими проблемами!

Плачет… Он почувствовал, как сжалось у него сердце. Галинка рыдает там сейчас по его милости. Как он ненавидел себе в это мгновение, как проклинал за то, что согласился на этот танец с Кети…