Санитар
Шрифт:
И Паша понял вдруг, что не годится все, что он для себя понапридумывал. И про зарплату, и про оружие. И когда это понял – растерялся. Не знал, что говорить. А Подбельский смотрел на него внимательно и явно ответа ждал. Уже что-то решил для себя, наверное, и теперь хотел Пашин ответ со своими выводами сопоставить.
– Н-не знаю, – сказал Паша неуверенно. – Не хотел бы говорить на эту тему.
– Так не знаешь или не хочешь?
– Не хочу, – сказал Паша, подумав.
– А мне вот интересно.
Не
– Я из-за вас остался, мне кажется.
– Из-за меня? – изумился Подбельский, и, кажется, искренне.
– Когда работаешь на какого-то человека, человек этот… его характер, привычки… не знаю, как объяснить… – Паша терялся сейчас, слова подыскивая.
– В общем, отношения между шефом и подчиненным…
Опять он замялся.
– Собака ищет властного хозяина, – подсказал вдруг Подбельский.
Паша на него глаза поднял стремительно.
– Да, – произнес, подумав.
– Я не сказал ничего обидного? – уточнил Подбельский.
– А разве можно обижаться на правду?
Ах, как гладко получилось! Разговор в такое русло перетек, где изгибы плавны и берега пологи. Есть подводные камни, но если осторожненько продвигаться, то опасаться нечего.
– Хотя мне сравнение с собакой не нравится, – сказал Паша на всякий случай, чтобы гонор показать.
– Я не о тебе лично, – отступил Подбельский.
– Я сказать хотел, что мне не все равно, на кого я работаю. Быть наемным работником – тяжкий труд.
– Морально?
– Да, морально. Психологически давит.
– Но других не давит ведь.
– Других не давит, потому что они как лошади. Их объездили, запрягли, и они знают наперед, на всю оставшуюся свою лошадиную жизнь, что это их удел. Сила привычки. Да? Вы понимаете? Любовь к спокойствию и порядку, устанавливаемому некоей внешней силой. И особую прелесть даже в этом чувствуют. Этакое самоистязание. Больно, противно, а почему-то нравится.
– Ты мрачно на жизнь как-то смотришь.
– Я смотрю на нее правильно.
– Правильно, но не для наемного работника. Не для лошади.
Подбельский говорил и в глаза Паше смотрел. И во взгляде его читались вызов и холодный интерес. Интерес ловца бабочек, уже приготовившего булавку. Ценный экземпляр. Сейчас поймает и проткнет булавкой.
– А я не лошадь! – вскинулся Паша.
– Но ты же сам сказал: наемные работники – те же лошади…
– Я не лошадь!
– Ты – не лошадь. Ты Паша Барсуков, – согласился Подбельский, а в глазах насмешка была, граничащая с издевкой. – Так легче тебе?
У Паши сердце бешено колотилось, и он готов был броситься на сидевшего перед ним человека, но что-то удерживало его. От неподвижности собственной и обрушившейся вдруг беспомощности
– Ты не кипятись, – донесся до него откуда-то издалека голос Подбельского. – Шутю я.
И это его "шутю" было совершенно оскорбительным.
– Мне надо идти, – сказал Паша.
– Хорошо, – согласился Подбельский и зазвенел стаканами. – Вот только выпьем давай по маленькой, чтобы братику моему в небе было уютно.
Паша глаза открыл наконец. Подбельский перед ним на диване сидел расслабленно.
– Это брат мой был, – сказал Подбельский. – Юра. Примчался из другого города, прослышав о делах моих неважнецких.
Усмехнулся невесело.
– Почему "неважнецких"? – проявил неосведомленность Паша.
– Потому, – ответил Подбельский односложно и выпил свой коньяк.
Открылась дверь, вошел начальник охраны.
– Улетел? – обернулся к нему Подбельский.
– Да.
Подбельский кивнул удовлетворенно. Щеки его обвисли, как у собаки.
– Что завтра? – спросил, и щеки заколыхались, задвигались.
– Завтра, Дмитрий Николаевич, пополнение принимаем.
– Какое пополнение?
– Охрану набрали.
– Охрана мне эта, – Подбельский пальцем погрозил. – Опять вшивоту набрал – после первого выстрела разбегутся?
– Посмотрим, – ответил Виталий Викторович, мрачнея.
– Посмотрим, – в тон ему ответил Подбельский. – Отчего не посмотреть.
Паша за дверь выскользнул неслышно. Пустой коридор был полутемен, по углам прятались тени.
61
Утром Паша проснулся, потому что в холле зябко стало. Он обнаружил себя сидящим в кресле у двери в номер, в котором Подбельский жил. По коридору легкий сквознячок гулял, где-то накануне забыли окно закрыть, и сырой утренний воздух заполнил пространство. Взглянул на часы – половина седьмого. Во сколько же он заснул? В три часа ночи он еще слонялся по коридору, вымеряя шагами мягкий цветастый ковер. Потом в кресло опустился и отключился практически мгновенно. Не видел ли его начальник охраны спящим? Подумал и решил, что вряд ли. Если бы он увидел – непременно разбудил. И крика тогда не миновать.
Паша нашел номер, дверь в который не заперта была, умылся и на свой пост вернулся за пять минут до появления Виталия Викторовича.
Начальник охраны поздоровался с Пашей хмуро, стукнул в дверь условным стуком, и та открылась в следующий миг – на пороге Подбельский стоял, уже побритый до привычной глянцевости и одетый. Он Виталия Викторовича в номер пропустил, посторонившись, и, прежде чем дверь закрыть, сказал негромко, так, что один только Паша его слова и услышал:
– Спишь на посту. Не годится!