Санитар
Шрифт:
И дверь закрыл плотно, оставляя Пашу в одиночестве багроветь от смущения и досады.
В половине восьмого дверь открылась – так же неожиданно, как и в прошлый раз, – и в коридор вышел Подбельский. Он прошел мимо Паши, не взглянув на него даже, и только спешащий следом Виталий Викторович махнул молча рукой – иди за нами, мол, уезжаем.
Уже стояли внизу машины, и не выспавшиеся, хмурые охранники переминались с ноги на ногу, изображая усердие. Подбельский, не здороваясь ни с кем, сел в машину, Паша бросился к автомобилю, стоявшему первым, и едва
– Как ночка? – спросил водитель.
– Нормально, – буркнул Паша.
Солнце уже поднялось над деревьями, он такие дни любил, но сегодня не радовался нисколько, его тревога не покидала, и он мучился и от этого состояния предчувствия чего-то нехорошего.
Машины уже вырвались на шоссе и рвались к городу гончими псами, распугивая всех, кто на дороге в этот ранний час оказался. Водитель во вкус, кажется, вошел, и ему уже мало было по осевой ехать, он все норовил на встречную полосу сбиться, и Паша в какой-то момент не выдержал, сказал зло:
– Куда несет тебя? Не забирай влево так!
– Да я проверяю их, – усмехнулся водитель.
– Кого – "их"?
– Встречных. Насколько позволят мне к обочине их прижимать.
– Тебя в детстве пионерском не били?
– А у меня его не было – детства пионерского.
– Врешь, – не поверил Паша.
– Не вру. В октябрятах я еще походил, а как только к пионерам подступился – их и отменили.
– Много потерял, – буркнул Паша.
– Ага, – легко согласился парнишка. – Вырос вот – и о детстве вспомнить нечего.
Непонятно было – шутит или всерьез говорит.
Впереди замаячили высотки городской окраины. И Паша в мгновение все про себя понял – почему ему нехорошо так. Он в город этот возвращаться боялся. Чужим город казался, жестоким. В нем жили враждебные Паше люди. Зловещими представлялись двое тихих на вид старичков, соседи Розы покойной. Они Пашу видели и могли на него указать. Там, в пансионате, он себя спокойнее чувствовал, почти в безопасности. А в город возвращаясь, покой терял. Даже в спинку сиденья вжался, будто раствориться хотел, исчезнуть.
На светофоре остановились – красный свет.
– "Мигалку" на крыше надо поставить.
– А? – вскинулся Паша, страх вглубь загоняя.
– "Мигалка", говорю, нам нужна, – повторил водитель. – Чтобы мы перекрестки без остановки проскакивали.
– Ага, – поддакнул Паша. – И еще крылья к каждой машине приделать. Вообще красота.
Он зря боится, наверное. Ведь почти не появляется на улицах. Надо попроситься в пансионат этот, чтоб и жить там. И тогда – из пансионата в офис, из офиса в пансионат. И никто его не увидит, никто не опознает. А время – тик-так – идет, а память у старичков дырявая, и через пару недель поди вспомни, как убийца тот неведомый выглядел. Именно так – отсидеться он должен. Ну чего раскис-то? Все нормально.
Приободрился даже. Уже к офису подъезжали. Паша напрягся вдруг, впереди, у самого особняка, люди стояли – с десяток, не меньше. Наклонился к лобовому стеклу, всматриваясь с тревогой.
–
Паша к нему обернулся, все еще не понимая.
– Новые люди в охрану.
Остановились у особняка. Новички – молодые и высокие, как на подбор, парни – глазели, любопытствуя. Паша из машины выскочил первым и оттеснил их к стене, руки широко расставив.
– В сторону! – приговаривал при этом. – В сторону!
Лицо намеренно зверское делал, чтоб доходчивее было.
Подбельский тем временем из машины вышел и к особняку направился. Он тоже новичков видел, но не остановился, прошел в распахнутые услужливо двери.
Паша расслабленно отступил от опекаемых им новичков, голову повернул и вдруг увидел Дегтярева. Тот с сумкой шел по тротуару, на работу спешил, как видно, и на Пашу во все глаза смотрел. Паша под его взглядом побагровел даже, смешался и глаза опустил, вспомнились вдруг слова дегтяревские: "Ба, да наш Робин Гуд в услужение к краснопиджачным подался!" Паша в тот раз невинность святую разыгрывал, а правда-то вот она – прислуживает, да еще рьяно как, ах нехорошо как получилось. Паша глаза наконец поднял – Дегтярев остановился и на него смотрел молча и без улыбки, и тогда Паша, смешавшись окончательно, в двери особняка юркнул и почувствовал, как выступает на лбу липкий пот.
Рита промелькнула, улыбнувшись приветливо, Паша только кивнуть механически смог ей в ответ и наверх поднялся, к кабинету Подбельского. Сам Подбельский в приемной был, стоял посреди комнаты, перебирал поступившую почту. Начальник охраны скучал у окна. Телефон пропел призывно, секретарша трубочку сняла, послушала, что ей сказали, и к Подбельскому обернулась:
– Дмитрий Николаевич! Вас!
Подбельский трубку к уху прижал:
– Да. Подбельский.
Сосредоточенно-строгим стал.
– Когда? – не спросил, а вскрикнул почти.
Паша увидел, как напрягся Виталий Викторович.
– Нападавшие скрылись?
Лицо у Подбельского вдруг совсем белым стало. Он трубку на рычаг бросил и сказал отстраненно как-то, словно еще из разговора не вышел:
– Барзыкина сегодня убили. Утром.
Барзыкин – фамилия эта в городе была известна всем. Директор нефтеперерабатывающего завода.
– Ачоев? – спросил начальник охраны быстро.
– Ну не я же! – рявкнул Подбельский, а бледность уже отступила с его лица, оно багровым становилось.
Прошел стремительно в кабинет, хлопнул дверью зло.
62
День для знакомства с новыми охранниками не самый удачный выдался. Подбельский за своим столом мрачный сидел и вроде как не присутствовал здесь вовсе – таращил задумчиво свои темные глаза, пребывая в полной неподвижности, а сидевший от него по правую руку Виталий Викторович читал «объективен» на новичков голосом тихим и монотонным, словно боялся Подбельского потревожить. В «объективках» стандартная информация была: когда и где родился, что закончил, где работал прежде.