Санька-умник
Шрифт:
Школа в селе, как и все предприятия, работала по пятидневке. Пять дней шла наша учеба, шестой день — выходной, а он не всегда совпадал с воскресеньем. На выходной мы уходили домой. Чтобы попасть после выходного на занятия, вставали в четыре часа утра. Моя мать к этому времени уже подготавливала котомку с провиантом на пять дней — ржаной хлеб, ярушники, шаньги, четверть топленого молока, соль, лук, вареная картошка. Эту нехитрую еду мне надо было растянуть на пять дней, поэтому в школе я питался впроголодь.
Осенью, после выходного, когда уходить из дома приходилось в четыре
Взрослые нас никогда не сопровождали. Самым серьезным препятствием на пути в школу была Вятка, к ней мы выходили прямо напротив Успенского. Чтобы не быть зависимыми от посторонних, мы имели свою лодку. В несколько рейсов мы переправлялись через реку и к началу занятий не опаздывали. И осенью, и весной в разлив по большой воде на маленькой лодчонке мы пускались в плаванье по реке, где течение было очень быстрым, а в ненастную осеннюю погоду при ветре поднимались волны, пусть не морские, но все-таки волны, однако, нас ничего не останавливало.
После переправы свою лодку мы прятали в кустах, чтобы ее никто не украл. Зрелище это со стороны напоминало ту сказку, где мыши кота хоронили…
Мы, малые ребятишки, уцепившись за длинную веревку, выволакивали тяжелую лодку на берег, тащили ее в кусты, забрасывали ветками, чтобы она не привлекала внимание чужих людей, и только тогда уходили с берега. Надо заметить, что никто не уходил, пока эта процедура не была закончена, таков был у нас негласный закон.
В тридцать седьмом, во время весеннего разлива, пассажиров в лодке оказалось больше положенного — некоторые поскорее хотели переправиться на другой берег. Мы только оттолкнули лодку от берега, проплыли буквально несколько метров, как она пошла ко дну. Все оказались в холодной воде, в том числе и я.
Хоть температура воздуха была и плюсовая, но вода — холодная. Ноги у меня скрутила судорога и я пошел ко дну.
Как меня спасли, вытащили из реки — я, честно сказать, не помню. Очнулся я уже на берегу.
Хорошо, что успели мы отплыть недалеко…
Никто не погиб, но для всех это был хороший урок, лодку мы больше не переполняли, а на противоположном берегу, с этих пор, нас всегда встречали учителя.
Глава 15
Глава 15 «Золотуха»
Все пять дней в школе после незапланированного «купания» в Вятке мне немоглось.
Организм Саньки словно раздумывал — заболеть или не заболеть? Моя голова временами становилась тяжелой, мышцы потягивало, иногда даже вроде как бы и познабливало.
Состояние здоровья было какое-то неопределенное. «Взвешенное» — так я определял его для самого себя. Куда качнется — туда или сюда — непонятно.
Пришло время идти домой. Все пошли и я пошел. Ноги были какие-то ватные и плохо меня слушались…
Вроде и в Пугач идем, а
Обычно весь путь до дома мы делили на две части, пройдя по лугам четыре километра, делали привал, а затем шагали по лесу еще четыре километра. На этот раз привал сделали посередине лугов. Совсем даже не из-за меня, то и дело отстававшего от общей группы возвращающихся домой ребятишек.
Причиной тому стало невероятное зрелище. Мы увидели большое стадо коров, которое паслось на лугу, а среди этого стада паслось стадо лосей. Ни коров, ни лосей такое соседство совершенно не смущало. Создавалось впечатление, что коровы и лоси пасутся так всегда, такое содружество для них — совершенно обычное дело.
Ни те, ни другие, как бы, не замечали друг друга. Безрогие лосихи мирно соседствовали с пестрой буренкой, а красавец, рогатый богатырь лось, прогуливался рядом с молодым бычком.
Мы тихо сидели на земле, боясь нарушить впервые увиденное зрелище. Пастухов нигде не было видно, солнце уже начало скрываться за вершины деревьев, а нам не хотелось покидать этот привал, все были удивлены увиденным.
Вдруг лесные жители, лоси, по какому-то только им одним понятному сигналу, выделились из общего стада и, собравшись в своеобразный гурт, пошли к лесу, а вскоре и скрылись в привычной для них лесной чаще, оставив мирно пасущихся коров на прежнем месте.
Мы ещё немного посидели и продолжили путь домой. Ребята всю дорогу бурно обсуждали увиденное, один я тащился молча.
Во время учебы мы жили прямо в школе на первом этаже. Спали на голом полу, подстелив под себя свою одежду, в которой бегали днем по улице, а иногда она была ещё и сырая от дождя.
Рядом с нашей «спальней» в полу зияла большая дыра, из нее постоянно тянуло холодом, согреться было негде. Умывальника в помещении не было и, чтобы утром умыться, мы бегали с мылом и полотенцем на реку. Ели только то, что родители посылали на пять дней, варили одну картошку, пили кипяток, в который добавляли принесенное из дома топленое молоко.
Из-за «купания» и такой спартанской жизни я всё же заболел…
Ночь по приходу домой я почти не спал, только вертелся-крутился на лавке, мне становилось то жарко, то холодно.
Чем заболел? Сказать трудно…
Может, всем сразу.
Мать и бабушка Лукерья определили мою болезнь как «золотуха». Ну, специалисты они были ещё те…
А я сам? Я же почти два года на знахаря учился?
На эту самую «золотуху» было вроде и похоже, но не совсем.
Буквально за пару дней всё тело Саньки покрылось фурункулами. «Нарывами» — как говорили в Пугаче.
Лечили меня мама и бабушка. Знахарка-подружка бабушки Лукерьи как нарочно сломала ногу и сидела безвылазно дома.
— Вот ведь её некошной бросил! — вздыхала Лукерья. — Совсем не ко времени…
Мама и бабушка меня по очереди обильно поили. Непонятно даже, куда в меня столько жидкости и влазило.
Ежедневно всё моё тело обмывали теплой водой, в которой предварительно запаривали ветки калины. Надо сказать, что это уже была моя собственная рекомендация. Да-да, я сам по мере сил принимал участие в собственном лечении.