Санки, козел, паровоз
Шрифт:
Виталик вспомнил, как перекладывал Гусынины вирши для дочки. Перед этим стишком он тогда спасовал — легкость и изящество Самуила Яковлевича казались недостижимыми:
ДамаНу и так далее. Теперь же лавры друга снова подтолкнули его к соревновательному настроению. Где, собственно, карты из оригинала? И что за образ короля-изверга: мелкого воришку — мечом? Правда, видать, тупым — преступник не пострадал.
Виталик поскреб затылок. И вот:
Дама червей Копченых угрей Купила на пять медяков. Валет той же масти — Такое несчастье — Стащил их и был таков. Король червей Велел всех угрей Зажарить, а с ними — яйца. Воришка был скор — Вернул все, что спер, И обещал исправиться.И хотя сам Виталик понял, что за Маршаком ему все равно не угнаться, Матушка Гусыня не оставляла его в покое целую неделю, принуждая то и дело хвататься за карандаш. «Посмотрим, посмотрим, — бормотал он, — что тут наваляла эта птица». Ага: Over the water and over the lea, / And over the water to Charley.За морями, за лесами, за широкими полями жил да был Чарли — тот еще парень, выпивоха и бабник: Charley loves good ale and wine, / And Charley loves good brandy, / And Charley loves a pretty girl / As sweet as sugar candy.Что называется, сладкоежка. Дальше следует рефрен за морями и проч., и Гусыня заявляет, что нет и не будет у нее для Чарли ни доброй закуси — I’ll have none of у our nasty beefни, как понял Виталик, сырья для пива — I’ll have попе of у our barley, но определенно найдется немного муки тонкого помола, чтобы испечь проказнику пирожок.
Вот как распорядился этим текстом Алик Умный:
Любит Чарли эль, вино, По лесу прогулку, Любит Чарли юных дев, Сладких, словно булка. Только нету у меня Ни вина, ни мяса. Нет в запасе ячменя, Пива нет и кваса…Здесь образ Чарли получил дальнейшее развитие. Кроме выпить-закусить-прижать девчонку он обрел склонность к неспешным прогулкам среди дубов и вязов добрых старых английских лесов. Пора листопада, к примеру. Шуршит Чарли палыми листьями, какой и кончиком стека подденет, полюбуется и дальше бредет. Одно слегка озадачило Виталика — пристало ли Чарли пить квас?..
И он захотел сказать свое слово:
За морями под горой Сидит Чарли удалой. Любит он вино и бренди, Любит добрый эль, Любит девушек красивых, Сладких, словно карамель. За морями под горой Сидит Чарли удалой. Ни вина, ни девушки — Завести интрижку, — Только пригоршня муки, Чтоб испечь коврижку.Он так привязался к Чарли, что, встретив его снова уже в другом произведении, даже огорчился, поскольку этот малый превратился в отпетого жулика:
Charley, Charley, Stole the barley Out of the baker’s shop. The baker came out And gave him a clout, Which made poor Charley hop.Краткое
эх, надо бы Питера, что с кондитером дает хорошую внутреннюю рифму «кондитера-Питера», но тогда сито летит к черту —
Да еще прихватил карамели. Только Пит — мужик что надо, Так отделал ситокрада, Что не мог тот сидеть две недели.Довольный собой, Виталик ревниво заглянул в перевод Алика:
Честнейший малый Чарли — Простите уж меня — Украл из лавки пекаря Три меры ячменя. Но вышел тучный пекарь Со скалкой (или без?), Удар — и бедный Чарли Подпрыгнул до небес.В общем, заключил Виталик, все молодцы. Ро-ро-ро, цы-цы-цы.
Была у Матушки еще мичуринская (или лысенковская?) история о том, как на ореховом деревце выросли мускатный орех и золотая груша, на что специально прибыла посмотреть дочь испанского короля. Виталик, недолго мучаясь, написал:
Вот лещина у ворот, А на ней, послушай, Вырастает каждый год Золотая груша. Из большого интереса К этой груше виду К нам кастильская принцесса Скачет из Мадрида.«К этой груше виду» — мнэ… Он покраснел. Да и в Кастилии ли Мадрид? Оказалось — вовсе нет. Он снова поскреб затылок и, посовещавшись с собой, заменил кастильскую принцессу на испанскую, а заодно похерил милое сердцу, но корявое «этой груше виду»:
Из большого интереса К этому растенью К нам испанская принцесса Скачет с нетерпеньем.Ну и знаменитая «Тетя Трот и кошка сели у окошка» Самуила Яковлевича у нахального Виталика обрела такой вид:
Леди Трот и рыжий кот Как-то за обедом Ели шоколадный торт И вели беседу. — Вы танцуете фокстрот? — Спрашивает леди Трот. — Я стесняюсь светских дам, Разве с мышкой по средам. — Это, право, чересчур Для приличной кисы. Кот сказал, подумав: — Мурр, А могу и с крысой.Прошло двадцать лет, встречаемся все реже. Разве здесь, в машине, ну и на кладбище, три раза в год: по весне — прибраться, в день рождения, ну и — в день смерти… Недавно прочел я роман одного португальца, Вержилио Ферейры. Монолог немощного старика, обитателя приюта для престарелых, обращенный к покойной жене. Но мы-то с тобой разговариваем — ты не молчишь, задаешь вопросы, поправляешь, когда я завираюсь… Тот старик был откровенен до бесстыдства — видно, знал, что жена его не слышит. А я все еще робею, стесняюсь с полной откровенностью говорить о своих женщинах, тех, что были до тебя и — особенно — одновременно с тобой. Их мало, но были же. Разве когда-нибудь… Что? Какие новости? Вчера, скажем, поехал подавать документы на визу, Ольгу навестить. Стою в вестибюле метро «Спортивная», головой верчу, вижу — симпатичный сухонький старичок интеллигентного вида прислонился к колонне и читает «Новую газету». Родственная душа. Я к нему. Будьте любезны, то-се, как пройти к Большому Саввинскому переулку? А он оживился, головку набок склонил и — мне: