Санькя
Шрифт:
Костенко - Саша заметил это давно - очень любит слово "великолепный" и слово "чудовищный". Часто их употребляет. Словно рисует - сочными мазками. Мир населен великолепными людьми или чудовищным сбродом. Чудовищная политика должна смениться великолепным, красочным государством - свободным и сильным.
Он не стесняется говорить так просто - потому что как никто другой умеет говорить сложно: если это необходимо.
Костенко написал добрый десяток отличных, ярких книг - их переводили и читали и в Европе, и в Америке, на них ссылался субкоманданте Маркос, - правда, они не виделись ни разу, эти два человека, замутившие по разные
…И вот, несмотря на весь свой отменный культурный багаж, признаваемый всеми, даже врагами, за исключением полных идиотов, - несмотря на свои знания и свой словарь огромный, Костенко все равно имел тягу к ярким и простым словам, сразу определяющим, что есть что.
И сам он, и его характер, - думал Саша о Костенко, - таился где-то между этими определениями - "великолепный", "чудовищный". Великолепный человек, способный на чудовищные поступки. Да, так… Великолепная наглость Костенко и его чудовищная работоспособность. Правда, здесь слово "чудовищное" уже в переносном смысле… Но подходит.
И Саша вдруг вспомнил, как был удивлен, когда после агрессивных книг Костенко, порой изысканно агрессивных, порой неприлично агрессивных, он вдруг наткнулся в библиотеке на стихи Костенко, детские, абсурдистские, печатавшиеся раз или два давным-давно, лет двадцать, наверное, назад. В них присутствовало просто нереальное, первобытное видение мира - словно годовалый ребенок, познающий мир, научился говорить и осмыслять все то, что видит он впервые, - осмыслять самочинно и озвучивать познанное без подсказок. И мир в стихах Костенко получился на удивление правильным, первобытным - таким, каким, он и должен быть, вернее, таким, какой он есть, - просто нам преподали, преподнесли, объяснили этот мир неверно. И с тех пор мы смотрим на многие вещи, не понимая ни смысла их, ни предназначения…
То же самое благое умение - видеть все будто в первый раз - Костенко проявлял и в своих философских книгах, но там так мало осталось от ребенка… Там вовсе не было доброты. В них порой сквозило уже нечто неземное, словно Костенко навсегда разочаровался в человечине, и разочаровался поделом. Он умел доказывать свои разочарования.
И пока "союзники" мечтали лишь о том, чтобы сменить в стране власть, гадкую, безнравственную, лживую, Костенко пытался думать лет на двести вперед как минимум. Что-то ему виделось там чудесное. Ах, да, чуть не забыл - не чудесное, а - великолепное и чудовищное. Очертания этого он пытался постичь.
Матвей - Саша взглянул на Матвея - был более, что ли, земной, чем Костенко, - оттого с ним легче. Они так хорошо сидели и пили чай, и Матвей еще заказал всем еды.
А потом извинился и засобирался.
Вспомнил: "Черт, забыл, меня ждут в бункере", - и поверилось, что, правда, ждут.
– Матвей, можно я с тобой?
– спросил Негатив.
– Еще есть вопрос.
Матвей кивнул:
– Обязательно можно. Я тоже еще не все тебе сказал.
И они остались вдвоем с Яной. Она, почувствовал в одно мгновение Саша, хотела было встать вслед за Матвеем - но оставить Сашу с целой кучей бутербродов, в глупом каком-то положении… или начать эти бутерброды рассовывать по карманам… или оставить на столе - когда Матвей их только что заказал и сразу расплатился… В общем, она еле заметно дрогнула, оборвав движение, и осталась сидеть. Отломила кусочек ветчины, жевала. Саша посмотрел на ее руки, держащие стакан,
Яна сначала слушала спокойно, потом оживилась ненадолго, что-то появилось веселое, взбалмошное, любознательное в ее глазах, но вскоре померкло. Саше, наверное, хотелось задать этот вопрос - а какой он, Костенко, для нее, Яны. Каким он отражался в зрачках ее кошачьих. Она ведь видела его совсем близко, когда он плечи ее ломкие сжимал… Что-то потом они говорили, после случавшегося между ними… У мужчин эти первые слова часто многое значат… Впрочем, столь же часто эти слова вполне бессмысленны.
Саша не мог задать своего вопроса. И поэтому он говорил и говорил, так и сяк поворачивая свою мысль, заметив, что Яна, кажется, вовсе перестала всерьез следить за ходом его умозаключений, и только когда Саша произнес слова о детскости зрения Костенко, неожиданно сказала:
– Я не люблю детей. И Саша замолчал.
Яна извлекла из стакана с допитым чаем дольку лимона и, облизнувшись, сузив глаза, высосала его, не морщась.
– Ты спрашивал… - сказала она, - спрашивал тогда, как меня тогда отпустили после митинга. Ты же видел мой оторванный капюшон. Ты удивлялся… Меня поймали. Омоновец. Я предложила ему меня отпустить. И он согласился, представляешь? Мы просто зашли в подъезд на десять минут, а потом я пошла домой.
Яна встала из-за столика, она сидела спиной к бару - Саша встал ей навстречу. Она сделала шаг, и так получилось, что они оказались лицом к лицу. Саша взял ее под руки, за локти, легко, еще не зная, что он сможет сказать или сделать сейчас, - и Яна на мгновенье приблизилась к нему, поцеловала быстро в губы.
Потом отстранилась.
– Можно, я одна пойду?
– спросила почти нежно.
Саша кивнул, без мысли, просто отреагировав на ее голос.
Она, быстро цокая каблучками, вышла, Саша сел за стол. Лимон, вкус лимона был во рту, очень горячий и сладкий лимонный вкус.
Саша облизывал губы и смотрел на пустой стакан Яны. Черная заварка, зернышки лимона.
Глава седьмая
Негатив уехал не следующий день, рано утром.
– Давай, Нега!
– сказал Саша. Они стояли возле бункера.
Негатив кивнул спокойно и пошел. Саша смотрел в асфальт.
– Куда он?
– спросил кто-то из "союзников" заинтересованно.
– Он сейчас вернется, - ответил Саша, глаз не поднимая.
Вышел дежурный из бункера, позвал Сашу, вручил ему мобильный.
– Вот. Яна велела передать. Чтоб ты на связи был. Просили пока не уезжать из Москвы.
Саша пожал плечами.
– Хорошо, - сказал.
Два дня он прожил в бункере, подолгу лежал в просторном помещении, служившем спальней, смотрел в потолок.
"Союзники" лежали вповалку прямо на полу. На стене висел огромный портрет Костенко в военной форме.
Иногда Саша вытаскивал из кармана мобильный, смотрел на него. Хотелось, конечно, поверить в то, что это Яна специально дала телефон - чтобы позвонить Саше… позвать его куда-нибудь…