Сантрелья
Шрифт:
— Кто там?
— Я.
Неожиданно я обрадовалась брату.
— Извини, что я не даю тебе отдыхать, — просунулся Коля в мою комнату.
— Заходи. Я еще не сплю.
— Как ты, Аленушка?
— Спасибо, Коленька. Я в порядке, — грустно улыбнулась я.
— В каком ты порядке, я вижу, не слепой, — усмехнулся Коля. — Но я заглянул не для того, чтобы бередить тебе душу или давать дурацкие советы.
— Может, как раз твоих дурацких советов мне сейчас и не достает? — пошутила я.
— Не дождесся. Я
Я вопросительно посмотрела на него. Похоже, он волновался.
— Ты считаешь, что нам реально завтра вылететь в Москву?
— Честно говоря, не знаю, — призналась я. — Я понимаю, что тебе не терпится обнять Люду, потискать Саньку. Мне тоже ужасно хочется повидаться с родителями. Но очень может быть, что завтра мы все еще не улетим. Билетов же пока нет. Насколько я поняла из рассказа наших друзей, сегодня нас встретили случайно, хотя и давно готовились к нашему возвращению.
— Да-да, значит, по-твоему, завтра мы, скорее всего, не уедем в Москву?
— Думаю, нет, а что?
Коля замялся, опустил голову и молчал. Потом встал, прошелся по комнате, снова сел. Что-то мучило его. Но я, ослепленная своей драмой, не могла никак взять в толк, чем он озабочен.
— Аленушка, милая моя, добрая, самоотверженная сестра, — начал он с грустной нежностью в голосе. — Только ты способна понять меня. Я раздваиваюсь. Я жутко раздваиваюсь!
— Как это?
— Я два месяца не видел Люду, три месяца не был дома, не видел сына и родителей. Я всей душой рвусь к ним!
— Ну, так мы скоро вернемся. Все уже позади, — все еще недоумевала я.
— Но я не могу сейчас, особенно сейчас, уехать отсюда! Неужели ты не понимаешь? Аленка, я же стою сейчас перед осуществлением мечты всей моей жизни!
— Тартесс, — выдохнула я, и почему-то мне захотелось выругаться.
— Нельзя мне уезжать, пока я не удостоверюсь, что святыня на месте, что с ней все в порядке. Как ты думаешь, может быть, нам отложить отъезд, хотя бы на пару дней? А завтра или послезавтра мы бы еще раз съездили в Сантрелью?
— Лучше через неделю, — пробормотала я, невесело усмехнувшись.
— Почему через неделю?
— Это будет пятница, и я…
— Ты что задумала? — вскричал он.
Похоже, мои слова несколько отрезвили его. Он сказал:
— Нет, тебя пора увозить отсюда немедленно!
— Значит, ты считаешь, что я правильно поступила, вернувшись в свое время? — выпалила я вдруг.
— Этого я не говорил. Но ты уже вернулась. И теперь не стоит менять свое решение. Поздно.
— Я знаю, — пролепетала я и, подумав, произнесла уже громче:
— В таком случае, вот тебе и мой совет. Сейчас тебе надо возвратиться домой. Завтра ты встретишься с археологами и обсудишь перспективы вашей совместной работы. В Москве ты официально оформишь свою поездку как командировку.
— Но я должен убедиться, по крайней
— Но ты сам сказал, что если она там, она — там, а если нет, то…
— Но я уже выдал ее местонахождение…
— Молиносам? Рахманову? — расхохоталась я. — Они, по-твоему, побегут завтра ковырять стены подземелья, или пол, или потолок? И потом, брат, тебе, что, нужна слава?
— Да при чем тут слава? — отмахнулся Коля. — Мне нужно самому вскрыть святилище, и самому найти там святыню, и самому начать работу по ее расшифровке. Это мне просто необходимо для себя, как воздух! И еще я, видимо, несу за нее ответственность перед лицом тысячелетия.
— Да, я понимаю тебя, — сказала я.
— Спасибо.
— Но все равно сначала надо возвратиться в Москву, — произнесла я с мягкой настойчивостью.
— Наверное, ты права, — смирился он. — Извини, что отвлек. Отдыхай.
И я осталась одна. Несколько минут переживала я разговор с братом. Я и понимала его, и осуждала. С детства наблюдая его увлечение Тартессом, я осознавала, что он стоял сейчас на пороге нового этапа своей жизни, который, возможно, приведет его к научному открытию и к осуществлению своих детских устремлений. Однако, жена и родители два месяца оплакивали его как пропавшего без вести, то отчаиваясь, то обретая надежду. Мечта в такой ситуации могла немного подождать! Отношения с близкими все же были превыше всего!
Придя к такому выводу, я бросилась к своему рюкзаку, свидетелю моих приключений в одиннадцатом веке. Рукопись являлась для меня теперь не просто древним документом. Она стала для меня посланием от любимого.
Манускрипт оказался на месте, но я все же опасалась, что что-нибудь мне еще не позволено знать. Дрожащими от волнения руками я начала листать его. Текст четкими печатными буквами чернел на белоснежных страницах. Я пробегала глазами то, что мне уже известно. Подробнее я буду читать и неоднократно перечитывать его потом. Сейчас мне необходимо знать, что со Святогором, как он, чем занимается после моего ухода. Ага, вот оно!
"Врата времени имели силу, подтверждая могущество Всевышнего и узость взгляда нашего на вещи в этом мире. И покинули меня друзья мои, пришедшие в наше столетие из будущего столь далекого, что воображение человека, устремленного в грядущее, охватить его неспособно. Друзья, мои спутники надежные и верные в уже описанном мною путешествии, полном опасностей, прошли сквозь врата загадочные в свой мир. Мне же остались лишь воспоминания.
И я вдруг остро ощутил тоску по стране своей, далекой и холодной. И не однажды я подумывал о возвращении домой. Теперь же родичи мои из будущего, меня покинули, я ощутил, что надобно мне отыскать пути на землю родную, с детства оплакиваемую. Тогда я ближе окажусь к друзьям моим не во времени, так в пространстве.