Сантрелья
Шрифт:
Он перевел дух.
— Каким же образом? — поторопил Николай.
— В пять часов передо мной возник кубок, — выпалил Владимир.
— Кубок? — ахнула я.
В ту минуту Святогор и его далекий потомок были невероятно близки друг к другу: стоило лишь протянуть руки сквозь толщу веков!
— Кубок был явно старинный. Я оставил его на месте, — продолжал Рахманов. — Это опять была пятница. А на неделе я привез сеньора Росалеса, и, изучив кубок, он подтвердил мое предположение о древности кубка.
— Тому кубку примерно тысяча лет, — согласился Росалес.
— Кубок
— И вы не ошиблись! — вскричала я. — Как вы были правы! А еще в ту минуту, когда кубок появился перед вами, "выплыл из небытия", как вы говорите, вы были настолько близко от…
Голос у меня сорвался.
— Простите, мне немного душно, и голова закружилась, — извинилась я и встала.
Марта Росалес проводила меня на балкон. Я жадно вдыхала осеннюю ночную прохладу, изо всех сил стараясь успокоиться. Вглядываясь в огни современного мегаполиса, я мысленно заверяла себя, что не ошиблась, вернувшись сюда. Да, это мой мир, и здесь моя жизнь, но все же часть меня, маленькая частичка, величиной с мое сердце, отстала, заблудилась, задержавшись где-то в самом начале второго тысячелетия.
На балкон я выскочила в легком свитере, который нашла среди своих вещей, хранившихся у Росалесов в моей же сумке. Я ощутила, как постепенно холод пробирается во все уголки моего существа. Но уходить мне не хотелось. Здесь, одна, я могла думать о Святогоре. И слегка поеживаясь, я упорно стояла на балконе. Неожиданно кто-то накинул на плечи мне куртку.
— Спасибо, — пробормотала я, и, обернувшись, встретилась взглядом с Рахмановым.
— Владимир Сергеевич?! — удивленно воскликнула я.
— Просто Володя, — поправил он, мягко улыбнувшись. — Вы, наверное, замерзли и устали. Простите, что помешал. — Он шагнул было в комнату.
— Подождите, — остановила его я. — Володя, когда вы разгадали стрелку?
— Уже больше месяца назад.
— Вы не пробовали перебраться к нам?
— Нет, — засмеялся он, — наверное, я не готов был пожертвовать собой, я сомневался, имеет ли моя жертва смысл. Когда кубок опять вернулся, я подумал, что, возможно, вы в отъезде или еще не поняли, что стрелка действует раз в неделю. Впрочем, еще я думал, что действие стрелки раз в неделю в двадцатом веке, в одиннадцатом — могло оказаться каждый день или раз в месяц.
— Вы всегда приходили один? — спросила я.
— На самом деле, мало кто верил до конца в эту версию, — признался Рахманов. — В это ведь трудно поверить. Целиком рукопись читал и перечитывал только я. Но друзья всегда по первому требованию оказывали мне необходимую помощь.
— Записку написали вы?
— Какую записку? Ах, да. Конечно, я. Когда кубок появился с цветком, я понял, что кто-то, подобно мне, наблюдает за ним. Мне хотелось верить, что это были вы или Святогор. Поэтому я написал записку на двух языках.
— Но не подписали ее?
— Я не был уверен, что вы вспомните, кто я, после стольких переживаний и приключений, —
— Володя, вы хорошо знаете испанский, — сказала я. — Ваша работа как-то связана с языком?
— Нет-нет. Я считал своим долгом выучить испанский и арабский, если мой далекий предок, завещавший нам рукопись, говорил именно на этих языках. Мой сын Алексей также изучает эти языки.
— Ну, сейчас это уже немного не те языки, — напомнила я, — хотя нам при необходимости пришлось быстро научиться понимать и такой диалект.
— Вы мужественный человек! — он сказал это как-то просто и искренне.
— Что вы! — смутилась я.
Знал бы он, как тревожно у меня на душе, насколько не радовало меня все вокруг! Мне вдруг захотелось поделиться с ним своими горестями — так легко с ним было общаться.
— Пойдемте, я немного замерзла, — удержала я себя от глупого порыва.
Мы вернулись в комнату.
— Владимир, и все же вы не объяснили, почему именно сегодня вы с Молиносами встречали нас? — спросил Николай.
— Именно сегодня? — удивился Рахманов. — Да что вы! После того, как кубок вернулся без моей записки, я сообщил Молиносам в Кадис.
— И мы тут же приехали, — добавил Карлос.
— Мы встречали вас и в прошлую пятницу, — улыбнулся Рахманов. — Честно говоря, когда ровно в пять часов вы не появились, мы подумали, что и сегодня вы еще не вернетесь.
— Мы чуть не опоздали. У меня отстали часы, — я взглянула на часы. — Кстати, они и сейчас показывают четыре часа. Они остановились.
— Причем остановились еще в одиннадцатом веке! — вскричал Росалес. — Это же прекрасно!
Все рассмеялись.
— Археологи — немного сумасшедший народ, — покачала головой Марта, с улыбкой глядя на мужа.
— Историки тоже, — сказала я.
— Дипломаты тоже хотели бы примазаться к этой полоумной компании, но увы! — статус не позволяет, — хмыкнул Доброхотов. — И вот как самый разумный в этом обществе позволю себе заметить, что все устали, особенно наши путешественники во времени. Да и завтра надо решить множество вопросов. Пойдем, Володя. — Он поднялся.
— Да-да, отдыхайте, отсыпайтесь, — откланялся Рахманов и ушел вместе с Андреем.
Мне стало совсем грустно.
Глава сорок шестая БЫЛОЕ В НАСТОЯЩЕМ
Тоска о несбыточном, о непонятном,
О том, что исчезло, да вряд ли и было…
Росалесы разместили нас с братом в разных комнатах, и я не чаяла остаться одна. Образ Святогора стоял перед моим взором и казался настолько осязаемым, что я мечтала ухватиться скорее за ту ниточку, которая, единственная, связывала меня с ним, и о которой напомнил мне его доброжелательный и не менее благородный, чем он сам, потомок. Рукопись! Я сомневалась в ее целости и сохранности, ведь я не видела текст после того, что с ней происходило в прошлом. Но все же я предвкушала ее чтение и, как можно, скорее. Мое одиночество прервал стук в дверь, и я с досадой спросила: