Сапиенс , как вирус
Шрифт:
Быстро скользнув к столу, он вытащил из большой замутнённой банки нечто попискивающее и извивающее и пересадил его в пластиковый контейнер.
Дмитрий ощущал себя одновременно и Анатолием, и самим собой.
Присмотревшись к незнакомцу, он почувствовал в его движениях неестественность. Нет, — это почувствовал Анатолий. Меняя облик, словно перчатки, необыкновенное существо иногда принимало его — Потемкина облик, иногда превращалось в седого взъерошенного старичка
Седой дедушка, очень похожий на отца Михаила, недовольно фыркнул, глядя на смущенного Анатолия.
— Я просил называть меня
— Хорошо, — пообещал Анатолий, не понимая причин раздражения собеседника.
Дмитрий вздрогнул, ловя мелькнувшую мысль.
Свою мысль.
— Первый? — прошептал он.
А в голове промелькнула другая: "ПервоДим?"
Непроизвольно выглянув наружу, Потемкин посмотрел на организм телохранителя под другим углом и тут же почувствовал нарастающую тревогу и ноющую боль.
— Нельзя менять историю не задумываясь о последствиях — слишком тонка историческая ткань. Любое непродуманное, пусть даже незначительное, вмешательство может разрушить всё древо времен, — продолжал выкрикивать старец, но Дмитрий-Анатолий его не слушал. Что-то давило на его мыслесферу, и он искал источник этого давления. На секунду ему даже показалось, что это нудный старикан пытается воздействовать на его сознание. Но сообразив, что так быть не могло, Дмитрий продолжил поиск источника боли. Ведь старик существовал только в воспоминаниях телохранителя, а они не сканируют память и не пытаются залезть в ваши мысли.
Тело молодого человека содрогнулось, сжалось. Где-то в районе живота похолодело, и ледяная волна покатилась по телу, сковывала грудь, не давая телохранителю вздохнуть. В мозг просочилось дымчатое щупальце.
Мир вокруг закружился, заплясал в безумном танце. Вселенная мгновенно вывернулась наизнанку и исчезла.
Дмитрий открыл глаза, глядя перед собой, увидел большую черную муху, медленно ползущую по забрызганному водой стеклу.
"За бортом" — грязная река, несущая навстречу автомобилю кучи мусора. Мутный поток, натыкаясь на шахты колодцев, закручивается в водовороты, образуя настоящие пороги в местах понижения.
Бледный Анатолий лежит на сиденье рядом. Трясущиеся руки обхватили голову, лицо покрылось фиолетовыми пятнами. Он открывает рот, но не кричит, а лишь двигает губами, пытаясь захватить побольше воздуха. Он задыхается.
— Илья за руль! — выкрикнул Дмитрий.
Он прикрыл глаза, настраиваясь на погружение в организм товарища. Темные щупальца, проникающие во все органы человеческого тела, мгновенно вырисовались перед всевидящим взглядом Потемкина.
— Вирусапиенса не ждем? — спросил Ванькин, подстраивая место водителя под свои немалые габариты.
Дмитрий, услышав слова атлета, резко мотнул головой:
— Едем!
— Куда едем?
— Куда? — задумался Дмитрий.
Не открывая глаз, он прижал руки к дрожащему телу телохранителя.
— Что с ним? — кивнул атлет.
— Вирус!
— Он же остался там, — Ванькин растерянно посмотрел на храм.
— Его вирус! — раздраженно добавил Дмитрий, касаясь руками грудной клетки Анатолия
И в этот момент он вдруг вспомнил слова Бейрута: "У меня нет вируса. Я сбросил его в первый программатор".
Перед глазами мелькнул Трофим, висящий среди галактик и туманностей.
"А может программатор еще
— Давай к хакерам, — бросил он атлету. И в этот момент ощутил холодное, пугающее прикосновение.
Дмитрий глубоко вздохнул, словно хотел напоследок глотнуть побольше воздуха и, прикрывая глаза, нырнул в кричащий от боли организм Анатолия.
Сжавшееся тело едва заметно светилось. Грязные фиолетовые пятна, затянули область сердца, позвоночник и большую часть мозга. Восставший спрут пожирал здоровые органы избирательно, стремясь в первую очередь завладеть центральной нервной системой. Наступая и разрастаясь, он отключал оставшиеся, живые огоньки, клетка за клеткой, нерв за нервом.
Взревел мотор, завизжали колеса, лишь на секунду возвращая Дмитрия в привычный мир.
"Знакомая картина, — подумал он, вжатый в спинку кресла, готовясь к долгому противостоянию. — Попробуем потянуть время и слегка утихомирить зверя".
Серое, каменное крыльцо храма осветила горящая линза и тут же растворилась, оставив после себя лишь затухающие, падающие к земле искорки и маленького светловолосого паренька.
Он посмотрел на солнце, скользнул взглядом по сорвавшемуся с места, дорогому «Мерседесу», покачал головой и решительно шагнул в затемненную прохладу, навстречу серьезным ликам святых, задумчиво взирающим с потрескавшихся от старости стен.
Вглядываясь в пустоту молельного зала, Емельян никого не обнаружил.
Только старушка на входе, прикорнула на стульчике и как-то по-домашнему задремала, тихо посапывая.
За колонной зашуршало, и мимо пронесся неуклюжий здоровяк, беспрерывно одергивающий непомерно большую рясу.
— Стой! — резко окликнул Емельян и, обернувшись к бабульке, улыбнулся, вспоминая свой внешний вид. "Едва ли не моя ровесница, — подумал он. — Буду изображать малолетку".
— Вы не подскажите, где я могу увидеть Потёмкина? — крикнул он, догоняя исчезающего в дверях служителя. Попытался, но не успел.
Однако, промелькнувший батюшка, видимо услышал его вопрос, так как через несколько секунд отозвался. Появляясь из небольшой комнаты, заставленной компьютерами, он внимательно оглядел Емелю с ног до головы и, раздвинув руки, громко произнес:
— Нет, юноша, Дмитрий, только что уехал, со своими друзьями. Вы разве на заметили?
"Мерседес. Опоздал. Теперь к хакерам", — подумал Емельян, расстроено вздохнул и тут его взгляд упал на одинокую фигуру, видневшуюся за спиной монаха.
Сердце испуганно рванулось из груди, и он тут же позабыл и о хакерах, и о Потёмкине.
За столом, тупо уставившись в экран монитора, сидело его прежнее тело. Та же — только отмытая — светлая борода, торчащая паклей, то же лицо, но непривычно здоровое, без синяков и шрамов.
— Вы его знаете? — проникновенно, заглядывая в глаза, спросил служитель церкви.
Емельян кивнул. Не замечая волнения в голосе монаха, прошел в компьютерный зал и остановился возле стола, за которым устроилась неподвижная фигура.
— Очень хорошо.
Мысли, как испуганные лошади, заметались в голове. Он видел перед собой живую человеческую оболочку, вот только разума в ней, судя по всему, не было никакого.