Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны
Шрифт:
Хозяин смотрел куда-то в сторону.
– Я говорил ей… но она сказала мне, что нездорова. Ведь может же женщина заболеть… – проговорил.
– Какое-с! Что вы! Вчера вы изволили быть вечером в гостях, так без вас целый вечер песни распевала.
– Песни ничего не обозначают. А что до болезни, то она женщина замужняя, к нам из деревни от мужа приехала. Почем ты знаешь, может быть, она беременна, может быть, ей не под силу работать. Надо тоже по-человечески…
– Воля ваша-с… А только и самовары
– Эка важность! Обломятся у них спины-то от работы, что ли! Не генеральские дети. Даже лучше, ежели по домашеству занимаются.
– Меня все приказчики просили вам доложить. Очень уж обижаются.
– Ступай!
Старший приказчик почтительно поклонился и вышел. Хозяин вздохнул свободнее. Он радостно потер руки, прошелся по столовой, отворил дверь в кухню и крикнул:
– Акулинушка! Иди сюда со мной чайку попить! Приказчики уже ушли в лавку.
– Я сплю… – послышался женский голос из кухни.
– Как спишь? В восемь-то часов утра спишь! – удивился Трифон Иванович.
– Захочу, так и еще дольше просплю. До двенадцати часов досплю… слышите, вы там как хотите, а я сегодня ни нам, ни приказчикам стряпать не буду.
– То есть как это не будешь стряпать?
– Очень просто… Не стоите вы этого… Меня не хотят предпочитать, и я не хочу предпочитать. Где хотите, там и обедайте.
– Да полно, матка, что ты! Что за капризы такие… Вставай да иди в столовую чай пить.
– Благодарим покорно.
– Иди скорей. А то самовар остынет. Я нарочно не пил и ждал тебя. Иди.
– Зачем баловать? Не стоите вы этого… Пейте одни.
– Да что такое случилось? Что я тебе сделал?
– Очень просто. Никто меня здесь не уважает, никто не предпочитает, всякий норовит обидеть, всякий норовит что-нибудь подпустить супротив меня.
– Полно, полно… Это тебе только так кажется. Одевайся и иди сюда.
– Да я в одеже сплю… Мне нечего одеваться.
– Так иди же… Не упрямься.
– Просите получше, так, может быть, и приду на минутку.
– Да ведь уж я и так прошу учтиво.
– Нет, вы скажите: иди, мол, милая Акулина Степановна, чай пить. По имени и по отчеству назовите.
Трифон Иванович поморщился.
– Блажишь ты, я вижу, – пробормотал он. – Ну, да ничего, так и быть, потешу тебя. Акулина Степановна! Иди чай пить…
– Ну, вот так-то ладно. Так я люблю.
– Идешь?
– Погодите… Дайте сапоги польские надеть.
В кухне за перегородкой послышался скрип кровати, и через минуту в дверях столовой показалась Акулина, как и всегда, свежая, бодрая, румяная. Она хотела сделать серьезное лицо, но улыбка так и сквозила на ее губах.
– Что это ты сегодня капризничаешь? И как тебе не стыдно? – встретил ее Трифон Иванович
– Хорошие-то да добрые люди, которые ежели дамой интересуются, те говорят при встрече: с доброй утрой… – сказала она. – Вон я у немца из конторы жила… На русской он был женат… Так тот всегда своей даме: «С доброй утрой»…
– Ну, с добрым утром тебя, с добрым утром… Садись. Налить тебе чайку-то?..
– Не хотела я уж вас баловать, – отвечала Акулина, садясь к столу, – ну, да уж бог с вами. А только это в последний раз, коли меня в доме предпочитать не будут. Так вы и знайте.
– Да кто тебя, милая, не почитает! Живешь ты по своей воле, что хочешь, то и делаешь.
– А приказчики на меня фыркают. Зачем они фыркают?
– Ах, Акулина, Акулина! – вздохнул Трифон Иванович.
– Акулина Степановна я, а не Акулина, – поправила его кухарка.
– Ах, Акулина Степановна! Нельзя, милая, жить на кухарочном положении и требовать себе почитания, как хозяйке. Ведь я предлагаю тебе переехать на отдельную квартирку. Там ты наймешь себе кухарку, и будет она почитать тебя за хозяйку.
– А я не хочу переезжать… Я хочу, чтобы с вами… чтобы вы здесь мне кухарку наняли.
– Но тогда что же ты сама-то будешь? Что приказчики подумают?
– А я буду на манер ключницы. У вдовых людей всегда ключницы, а вы вдовый… А над кухаркой я буду командовать. А что приказчики подумают – плевать мне на них. Я хочу только, чтобы они меня предпочитали.
Трифон Иванович тяжело вздохнул и, пощипав седенькую бородку, произнес:
– Ах, Акулина Степановна, чего ты просишь! Не дела ты просишь!
– А не дела, так нечего меня и чай пить звать.
Она быстро поднялась со стула.
– Постой, постой… Куда ты? – остановил ее Трифон Иванович, тронув за рукав.
– За постой-то деньги платят, – сострила она и ударила его по руке.
– Посиди, Акулина Степановна. Ну полно тебе… Может быть, как-нибудь и сговоримся.
– Да что «посиди»! – опустилась она снова на стул. – С немой дурой, кажется, легче сговориться, чем с вами. Вы вот обещали приказчикам приказать, чтобы они меня Акулиной Степановной величали, да так и не сказали. На посуле-то вы, как на стуле.
– Скажу, скажу. Сегодня же вечером скажу.
– Ни за что не поверю, пока сама не услышу, как будете говорить. И я хочу, чтобы этот разговор был при мне.
– Да ведь тогда сейчас тень на меня наведется, сейчас все обозначится…
– А что вам до тени? Вы не девушка. Вот я и мужнина жена, да тени не боюсь.
– Садись ближе и потолкуем, как бы нам все это получше сделать, чтобы заставить приказчиков Акулиной Степановной тебя величать.
– Да что тут думать! Цыкните на них хорошенько – вот и весь разговор.