Сатирические очерки
Шрифт:
На самом видном месте зала заседаний красовался генерал-казначей принца-претендента, дон Матиас Харана; когда в кармане пусто, человек с деньгами – первое лицо в государстве. В прошлом дон Матиас, правда, был известен не столько как великий казначей, сколько в роли главного каноника. После этого уточнения будет, пожалуй, излишним долго задерживаться на его описании; мы уверены, что любой смышленый читатель без труда представит себе его внешность. Рядом с ним – министр финансов, восседавший на расшатанной скамейке, скрипевшей не столько от покоившегося на ней благородною груза, сколько по причине неблагоустройства.
203
…бывший повстанцем в 1823 году– то есть воевавший в роялистских бандах, действовавших совместно с французскими интервенционистскими войсками.
Неописуемая радость охватила верховную хунту, когда португалец представил ей нашего поселянина в качестве подданного его величества императора.
– Сиятельнейшие сеньоры, – громким голосом воскликнул генерал-казначей, – в подданном этом нам следует усмотреть перст господень: пришел уже день победы его императорского величества, и в ту же минуту к нам пришел и его подданный; одним словом, все пришло. Полагаю, что подобного рода новость необходимо будет обсудить.
– В части, касающейся обсуждения, – промолвил правительственный нотарий, – должен заметить господину председателю, что у нас здесь хунта.
– А я и позабыл об этом, – объяснил тут же председатель. – Прошу учесть, что это первая хунта, в сочлены которой я имел честь вступить.
– Сразу видно, – сказал нотарий и занес это обстоятельство в протокол. – В таком случае пусть говорит, если он знает, о чем и что говорить, – его превосходительство министр финансов.
– Разбудите его, ваша милость, – обратился председатель к португальцу, исполнявшему должность гофмейстера, – разбудите его; его превосходительство, видимо, вздремнул.
Португалец приблизился к его превосходительству, который действительно спал, и сказал ему по-португальски:
– Нечего считаться с тем, что здесь хунта: пришел ваш черед говорить.
В эту минуту его превосходительству снилось, будто на него обрушились все военные силы королевы Кристины, и, с трудом придя в себя от душившего его кошмара, он пробормотал:
– Мой черед говорить? Ну, ладно. Итак, реформы, хотя не нам это говорить, реформы…
– Поближе к делу, поближе к делу, – оборвал его председатель, – причем тут реформы?
– Мне приснилось, будто мы с вами в Испании, – смущенно залепетал его превосходительство. – Прошу
– Ваше превосходительство, – заметил председатель, – вы совершенно правы; однако прибытие…
– Что? Прибытие финансов, прибытие моего министерства? – заторопился переполошившийся сеньор Тальярин, обводя глазами все углы комнаты в надежде увидеть там хотя бы один дуро…
– Их еще нет, но…
– Ну, в таком случае, – ответил министр, – я еще раз скажу, что время терпит…
Затем он повернулся на своей скамейке в сторону португальца:
– Известите меня, сеньор дон Амбросио де Кастро-п-Пахарес Альмендрадо Оливейра-и-Карабальо де Аль-буксрке-и-Сантарем, о времени прибытия финансов.
При этих словах его превосходительство снова подхватил оборвавшуюся было нить своего сладкого сновидения, когда ему, как говорят, снилось, будто он и в самом деле министр.
– Гов… в…орить б…б…уду я, – произнес один из генеральных советников, бывший заикой, – говоритьбуду я., так как я б…б…был судебным док…док…док… ладчиком.
– Лучше бы уж никто не говорил, – пискнул нотарий на ухо председателю, – чем говорить этому сеньору.
– Гос…гос…подин нот…арий заметил совершенно правильно, – выдавил из себя советник, опускаясь на место, – п…п…потому что иначе мы никогда не кончим.
– Прошу слова, – произнес его сосед.
– Да какой же черт может его предоставить вашему превосходительству, если оно у нас никому не дается, – сердито буркнул председатель.
– Должен напомнить вашему превосходительству, – проговорил нотарий, – что по регламенту правительства его величества просить слова запрещено, и самое это выражение неприлично: у нас или просто говорят, или совсем не говорят.
– Если сеньор Квадрадо не собирается взять слово, – объявил председатель, – предлагаю разойтись по домам.
– Я более расположен действовать, а не разговаривать, – сказал министр, – но, видимо, придется выступить, так как никто не выступает. Прежде всего должен заявить, что я не сделаю ни одного шага вперед, если здесь не будет решено, что завтра на подпись его величества будет представлен декрет… А… что?…
– Продолжайте.
– Ладно. Как наипослушнейший верноподданный его императорского величества, государя нашего Карла Пятого, за которого я готов с абсолютным бескорыстием пролить каплю своей крови, заявляю, что я выхожу из игры, если его величество не подпишет декрет.
– Вряд ли хунта может что-нибудь возразить против подобного великодушия.
– Итак, я предлагаю, – продолжал его превосходительство, сеньор капрал и военный министр, – следующий подготовленный мною для подписания декрет:
«Я, милостию его преподобия отца Вака и его превосходительства сеньора Квадрадо Карл Пятый, император того-то и того-то (перечисляются королевства), не входя ни в какие пояснения, приказываю и повелеваю упразднить береговые и пограничные карабинерские отряды и восстановить стародавнюю охрану, предоставив необходимые для того фонды в распоряжение его превосходительства господина Квадрадо.
Я – император.