Сатисфакция
Шрифт:
Я почему-то сразу понял, что отпираться или изображать непонимание не стоит — бессмысленно. Да и, пожалуй, глупо. Даже если старик не заметил в полумраке кабинета, как я дернулся, даже если не видел зрачки глаз, которые наверняка на мгновение стали размером с золотой юбилейный империал — он уже и так все знал.
И окончательно убедился, вероятно, еще в тот день, когда сам же вытолкал меня на импровизированную сцену на складе в Шушарах, заставив толкать речь перед столичными аристократами.
Впрочем, ничего удивительного: если мою тайну «раскололи»
У Гагарина этого всего имелось в избытке. И сейчас он не раскручивал меня на нужное ему признание, не закидывал удочку наугад, а наоборот — сам желал сообщить, что игры кончились, а маски больше не нужны.
Можно сказать, констатировал факт.
— Давно догадался? — тихо спросил я, разом переходя на «ты».
— Догадался — давно. — Гагарин пожал плечами. — Уверен… Уверен, пожалуй, с того самого дня… Хотя и так все знаешь — ума тебе не занимать.
— Занимать, не занимать — а, похоже, маловато будет, — проворчал я. — Раз уж толком спрятаться не смог. Нет бы тихо сидеть — так все вылезал, вылезал… Вот и вылез.
— Ну, а чего ты хотел, Владимир Федорович?.. Надо ж, даже отчество такое же, — едва слышно усмехнулся Гагарин. — Шила в мешке не утаишь. Хоть молодой теперь, хоть старый, как я — а человека сразу видно.
— Кто сдал?
Я заерзал в кресле, перебирая в уме возможные варианты.
Свои — Корф, Камбулат или Поплавский? Исключено. Если я был уверен в чем-то в этом непростом и суетливом новом мире, так это в преданности товарищей. Слишком уж многое нас связывало, чтобы они пошли продавать меня за тридцать серебренников… И слишком мало у них было доказательств, чтобы так рисковать. Более-менее внятно привести хоть какие-то аргументы смог бы разве что умница Корф, но не стал бы, потому что…
Просто не стал бы. Все, точка!
На мгновение мне вдруг стало стыдно за крохотную тень сомнения, мелькнувшую на задворках разума. Но я тут же заставил себя прогнать ненужные мысли и снова принялся соображать.
Дядю можно исключить сразу — при всех своих достоинствах на сыщика или аналитика экстра-класса он явно не тянул.
Докопались спецслужбы, отыскалось что-то в дневниках Распутина, раскололся кто-то из тех, кого арестовали еще весной? Тоже вряд ли — иначе Морозов со свойственной ему прямолинейностью уже давно отправил бы меня на тот свет, тем или иным способом. При всем взаимном уважении и даже какой-никакой дружбе, конкурент в виде вернувшегося из небытия Серого Генерала старику явно не нужен.
Раскололся Келлер? Опять-таки — маловероятно. Его высокопревосходительство канцлер никогда не отличался ни сообразительностью, ни выдающимся характером. И наверняка запел соловьем даже раньше, чем машина с черными гвардейскими номерами доехала до Петропавловской крепости. А такую ценную
А не ждал несколько месяцев.
Так что единственным белым пятном для меня оставались таинственные сообщники Распутина. Конечно, они могли ничего не знать — в том случае, если старикашка по каким-то причинам решил не болтать лишнего. А могли просто приберечь козырь на потом. В новом положении не такая уж я и важная фигура.
Может, уже не совсем пешка, скорее офицер, но и до ферзя, которого берегут всеми силами, пока еще далеко. Так что убрать меня в доски и сложить в деревянную коробку — в случае чего — задача непростая, но более чем посильная.
Особенно для того, кто имеет достаточно ресурсов, чтобы до сих пор скрываться даже от Совета и Морозова, который буквально наводнил улицы Петербурга гвардией и агентами спецслужб.
— Думаешь — откуда я знаю? — с ухмылкой поинтересовался Гагарин.
Он несколько минут ждал, слушая, как тихонечко шуршат стальные шестеренки в моей голове, но теперь решил прервать молчание. Видимо, здраво рассудил, что думать нам обоим сейчас стоит совершенно о другом.
— Вроде того. — Я протяжно вздохнул. — Где эта самая… утечка.
— Да брось! При чем тут это? — Гагарин махнул рукой и заулыбался. — Думаешь, кто-то донес? Или я сам нанял с полсотни пинкертонов, чтобы шпионить за загадочным прапорщиком Острогорским?
— Ну… Вообще-то да. — Я пожал плечами. — Вполне разумное решение.
— Разумное. Пинкертоны, надо сказать, и правда были. А в остальном… Знаешь, теперь я вообще не понимаю, как ты не попался раньше. — Гагарин облокотился на стол. — Ведь это же очевидно! Достаточно посмотреть, как ты двигаешься. Как говоришь, что говоришь… и что делаешь. В этом городе достаточно тех, кто еще помнит его светлость генерала Градова человеком, а не живой легендой.
Достаточно — пока еще. Соратники. Подчиненные, которые за прошедшие годы успели дорасти до высших армейских и статских чинов. Немногочисленные друзья и просто знакомые. И пусть десять с лишним лет после изрядно припорошили пылью их память, я, очевидно, вернулся тем же, кем был раньше. И по-настоящему мне помогала прятаться не сомнительная конспирация, не собственная хитрость и даже не везение, а одна лишь всеобщая железобетонная уверенность, что с того света не возвращаются, а смерть — это уже насовсем.
Гагарин рискнул предположить обратное.
И вот мы здесь.
— Да какая уж теперь разница. — Я махнул рукой. — Куда интереснее, кто еще знает. Ну, или может знать… Морозов?
— Едва ли. Он неплохой вояка, но не политик. И уж тем более не сыщик. Чтобы догадаться о твоем возрождении, нужно воображение — а его у Морозова нет. — Гагарин почти слово в слово повторил мои собственные мысли. — К тому же сейчас он вряд ли видит хоть что-то, кроме полчищ врагов государства со всех сторон. И трона, на который следует как можно скорее посадить сыновью задницу.