Сбежавшая невеста
Шрифт:
– Да ты, я вижу, и сам ранен, – старая леди веером указала на кусочек пластыря, которым он заклеил царапину на щеке. – И впрямь, шрамы любви. Надеюсь, мисс Вильсон на деле доказала свою благодарность за честь, которую ты ей оказал. По правде говоря, Джордж, я сердита на тебя. Твой дедушка, конечно, тоже дрался на дуэли и убил своего противника. Но его противником был достойный человек, и они дрались из-за политики, а не из-за юбок. Боюсь, сегодня ты нанес себе урон в глазах мыслящих людей, и мой тебе совет: найди какой-нибудь предлог и уезжай из города. Съезди к своему толстяку Принни в Брайтон или отправляйся куда-нибудь по делам политики, но любой ценой уезжай и пережди, пока улягутся сплетни. Теперь, с появлением в городе младшего Лаверстока, мы спокойно можем обойтись и без тебя, не правда ли, мисс Фэрбенк?
– Безусловно, – сказала Дженнифер. – Сегодня он чудесно за нами ухаживал.
– Да и герцог, – сказала герцогиня. – Было бы неблагодарно, детка, с вашей
– Ох, я ни за что не могла бы забыть его, – сказала Дженнифер, пользуясь возможностью показать Мэйнверингу, что она ничуть не страдала без его общества.
Он опять молча заскрипел зубами, слишком поздно сознав, что перестарался в своем стремлении оградить доброе имя Дженнифер. Самой ей он мог бы объяснить настоящую причину дуэли с Мандевилем, но не теперь, когда ощутил ее холодность и увидел, как легко она поверила слухам. Могла же она понять, что он использовал Гарриет только как предлог, чтобы ее, Дженнифер, собственное имя никак не было затронуто. Не заметив Дженнифер утром в парке, он не знал, что она оказалась свидетелем его заигрываний с Гарриет Вильсон; сам же он хотел, чтобы эта утренняя прогулка придала правдоподобия его версии относительно причин дуэли. Поэтому ему казалось, что Дженнифер осуждает его совершенно без оснований. Он не мог решить, за что более сердит на нее – за ее глупость или за готовность думать о нем плохо. Но в любом случае, если она готова думать о нем так плохо, хорошо, что он узнал об этом так быстро. Он тотчас решил отомстить ей и принялся оживленно беседовать с Памелой о своих друзьях Лаверстоках, уверенный, что каждое его слово увеличивает беспокойство Дженнифер. У дома Бересфордов он распрощался с бабушкой.
– У вас есть мисс Фэрбенк, так что вы не нуждаетесь в моем обществе.
Своим тоном он наносил оскорбление Дженнифер, на которую решил не обращать больше внимания, преувеличенно вежливо прощаясь с герцогиней.
– Хорошенько подумай о том, что я сказала, – повторила она, – тебе нужно уехать ненадолго из Лондона.
– Мэм, вы уже убедили меня. Я завтра же уеду в Суссекс. Я вспомнил, что мой неоценимый будущий дядюшка говорил о предстоящем собрании Хэмпденского клуба, где есть разногласия с наиболее радикально настроенными членами.
Дикция его была несколько нечеткой, и, чтобы стоять прямо, ему пришлось держаться за дверцу кареты.
– Уверен, что мне будет приятнее толковать с суссекскими простофилями, чем обмениваться колкостями с Гарриет и ей подобными.
Он с грохотом захлопнул дверцу кареты и не очень уверенно помог Памеле подняться на крыльцо ее дома.
Его бабушка между тем уселась поудобнее и откинулась на подушки.
– Удивительно, – заметила она, – не могу упомнить случая, когда видела Джорджа в подпитии. Мисс Вильсон, должно быть, действительно хороша.
Она ждала ответа Дженнифер, но та была слишком рассержена, чтобы разговаривать.
Мэйнверинг, проснувшись наутро с оглушительной головной болью, убедил себя, что он очень рад, что Дженнифер никогда не узнает истинных причин дуэли. Бабушка, конечно, права, хотя резоны у нее и другие. Чем скорее он уедет из города, тем лучше. Вопрос в другом: будет ли честно оставить Дженнифер в такой взрывоопасной обстановке? Очевидно, из дружелюбного присутствия Лаверстока следует, что он и его мать решили не устраивать сцены, столкнувшись в Олмаке со своей бывшей гувернанткой. Но это могло быть данью уважения патронессам Олмака. Сегодня утром леди Лаверсток, конечно, первым делом помчится со своей удивительной историей к его бабушке или, еще хуже, – к леди Бересфорд, которая, как он теперь вспомнил, была ее ближайшей подругой. Он застонал, выпил еще немного содовой и посмотрел на часы. Как он и боялся, было уже очень поздно. Что бы леди Лаверсток ни решила предпринять, помешать ей он уже не мог. Проклиная себя, он принялся просматривать письма. Счета, счета, приглашения, счета, политический манифест и вдруг – пахнущая лавандой записочка почерком леди Лаверсток. Оказалось, ее первым побуждением было написать ему, и написать в очень теплых тонах. Не первый раз, разбирая тягучий почерк, он недобрым словом помянул своего друга Лаверстока, который вздумал назначить его опекуном своих детей, а значит, и постоянной мишенью для посягательств своей жены. Письмо, казалось, было ни о чем, скорее даже целым набором этих «ни о чем». Он сердито отбросил письмо, выпил еще содовой и подумал о своих друзьях и тех заботах, которые они взвалили на него. Жена Лаверстока, сестра Перчисов… Странно, в который раз подумал он, что ее тоже зовут Дженнифер. Корнуэльское имя. Может быть, мисс Фэрбенк сбежала от какого-нибудь жестокого дурака-корнуэльца? Что ж, чем скорее она вернется домой, тем лучше для всех. Думая о ней, он вдруг увидел ее имя на второй, не прочитанной странице письма леди Лаверсток и, насторожившись, принялся снова разбирать паучий почерк. Наконец он его расшифровал. По-кошачьи заигрывая с ним и намекая на то, какая она молодец, что промолчала про мисс Фэрбенк, леди Лаверсток
Так, значит, тетка тоже знает. Он сердито скомкал в руке пахучую бумажку. Пари. Удачная мысль. Может, все еще и образуется. Но ему нужно все обдумать… нужно время.
Голова раскалывалась. Позвонив, он потребовал шампанского. Получив его и заслужив упрекающий взгляд Хадсона, который служил у него с довоенных времен и считал, что его хозяин не подвержен похмелью, он принялся сочинять ответ леди Лаверсток, целью которого было удовлетворить ее любопытство, заставить молчать и в то же время ничего ей не сказать. Это было нелегко, и результатом он не совсем был доволен. Соревнуясь с нею в умении элегантно писать «ни о чем», он, казалось, заразился ее игривостью. Это-то ей, без сомнения, понравится. У него появится время, чтобы придумать, как оградить бабушку. Дженнифер больше не важна; он сказал себе, что ему теперь безразлично, что с ней станет, но бабушка должна быть ограждена от сплетен и скандала любой ценой. Размышляя так, он предпочел забыть, как она любит их обоих. Вместо этого он напомнил себе, что политическое собрание, о котором он упоминал, будет еще только через неделю. Он воспользуется бабушкиным советом и в последний раз по-холостяцки навестит в Брайтоне своего приятеля принца-регента, а уж потом посвятит свое время мисс Перчис и женитьбе.
Получив его записку, леди Лаверсток была в восторге. Если, увы, это и не было предложением руки и сердца, письмо подавало надежды. Когда она его перечитала, оно ей понравилось меньше. В нем не было ничего, за что бы можно было зацепиться. Хотя Мэйнверинг выражал восхищение ее проницательностью по поводу пари, никакими сведениями он с нею не делился. Но надо признать, он всегда был молчаливым и скрытным. Проблема теперь заключалась в том, как заставить молчать леди Бересфорд (а Мэйнверинг прямо просил об этом), не сказав той ничего о своих надеждах.
Это оказалось легче, чем она предполагала, ибо леди Бересфорд имела собственные виды на Мэйнверинга. Не он ли вчера провожал домой Памелу, не обращая внимания на прелести мисс Фэрбенк? Да и Памела сегодня имеет совершенно мечтательный вид, а это, на опытный взгляд ее матери, свидетельствует о зарождающейся любви. Нехорошо, конечно, что, по сведениям леди Лаверсток, Мэйнверингу пришлось срочно уехать по делу, но обе дамы тут же успокоили себя тем, что нельзя забывать о последствиях дуэли. Конечно, ему посоветовали уехать и дать сплетням утихнуть. Каждая из дам, имея на то свои причины, была заинтересована в его политической карьере: леди Лаверсток воображала себя хозяйкой больших приемов для партии вигов, леди Бересфорд представляла, как она будет помогать Памеле, когда та станет хозяйкой. Представляя себя в ярко освещенных салонах, они отвечали друг другу несколько невпопад, но, поглощенные собственными мыслями, не замечали этого. Единственное, в чем они сразу же сошлись, – это хранить молчание по поводу ужасной мисс Фэрбенк. Если этого хочет лорд Мэйнверинг, так тому и быть.
Таково было их решение, за исполнением которого леди Лаверсток следила очень ревниво, будучи заинтересованной в нем персонально. Имея такие блестящие перспективы, она раз в жизни решила быть исключительно скромной. У леди Бересфорд было больше соблазна разболтать секрет, причины ее молчания были не столь личными. Через несколько дней после заключения соглашения ей нанес визит Майлз Мандевиль – бледный, интересный, с рукой на перевязи и очень нервный. Она приветствовала его, как положено приветствовать героя. Памела была на верховой прогулке в парке в сопровождении молодого Лаверстока, ухаживаниям которого ее мать не придавала значения: подумаешь, друг детства. Они с Мандевилем были одни и могли свободно разговаривать, делать намеки, многозначительно умолкать – словом, мистифицировать друг друга до полного удовлетворения.
Оба имели причины помалкивать: Мандевиль со страху, леди Бересфорд ради Памелы. Но наличие такого идеального слушателя оказалось для обоих слишком большим искушением, и они заговорили. Первой не выдержала леди Бересфорд – она одарила Мандевиля полным описанием карьеры Дженнифер в качестве гувернантки. Он отплатил ей рассказом об истинных причинах дуэли с Мэйнверингом. Оба, конечно, поклялись хранить тайну. По крайней мере леди Бересфорд собиралась это делать. Она и раньше подозревала правду о дуэли. Просто у нее появились лишние сведения, которые надо было хранить до того дня, когда она наконец сможет отомстить мисс Фэрбенк. Если бы только Мэйнверинг вернулся в город… Но в глубине души она надеялась, что он в Суссексе и занимается расторжением помолвки, о которой говорила герцогиня. Это было важнее всего. Когда он вернется, будет достаточно времени, чтобы узнать все о пари, благодаря которому Дженнифер водворилась на Гросвенор-сквер, опозорить ее и окончательно решить брак Мэйнверинга с Памелой.