Сборник рассказов. Том I. Пиратский клад

Сазонов Александр

– Витек. Учились и выросли вместе, он в Москве инженерит, вот заехал на Родину.

Женщина, кивнув гостю, выговорила мужу:

– Домой повел бы! Я борща наварила. Картошку пожарь, помидоры соленые достань из погреба!

– Зина, спасибо! Но мы оба почти не пьем. Посидим, повспоминаем прошлое, – примирительно сказал ей Бекетов. Ей понравилась вежливая и спокойная речь гостя. Он, заметив это, продолжил: – Не хочу вас с Сашей обременять. Да и в Москву мне завтра.

Она аккуратно тряпкой протерла их столик, доложила из кармана в стакан чистые

салфетки.

– Позову Нинку, официантку. Чтобы быстро вас обслужила!

Нинка оказалась худенькой девушкой, вчерашней школьницей. Она принесла две кружки пива, воблу и тарелку маленьких копченых рыбок. Друзья аккуратно чокнулись большими стеклянными кружками и отпили светло-желтый напиток. Пиво, как в детстве, было разбавлено водой. От воспоминаний не уйдешь. «Витек, сгоняй-ка за пивом», – говорил ему по субботам отец, подавая металлический бидон с крышкой для молока.

Торговец в ларьке, под напряженными взглядами возбужденных мужчин в очереди, аккуратно выбивал пробку большой бочки. Вставлял в отверстие шланг и начинал разливать «Жигулевское» по кружкам. Пиво все равно было разбавленным. Бекетов осторожно поставил кружку на стол и внутри усмехнулся. Интересно, а его жена в Москве пригласит кого-нибудь на тарелку борща и жареную картошку с солеными помидорами? Впрочем, зачем об этом думать?

– Вот и спасибо! – поблагодарил его Санек. – Последнее время работы нет, всем молодые нужны.

Около столика остановился мужчина средних лет. Он стоял молча и ничего не просил. Саня сразу же отлил ему пиво из своей кружки. Пиво в грязном стакане было серого цвета, но мужчина так же молча сразу отошел к другому столику. Его прогнали, и фигура со стаканом затерялась в глубине бара.

– Михалыч. Наш бывший начальник цеха. С ума сошел!

Бекетов, желая поддержать разговор, спросил:

– От чего сошел?

Друг детства, складывая куски чищенной сухой рыбы на тарелку, тихо рассказывал:

– Пришел в воскресенье к замужней дочери. Проведал ее и внуку гостинец передал. А у них в это время семейный скандал. – Он аккуратно откусил кусочек рыбы и продолжил: – Зять пьяный был. На глазах у Михалыча схватил свою жену и бросил ее с пятого этажа. Он было кинулся, да не успел. Видел, как дочь упала головой на асфальт. Потерял сознание, а очнулся сумасшедшим! Он тихий, ходит по городу, побирается, ни с кем не разговаривает. Зять отсидел, вышел, снова женился. Вторую жену в кровь избил, и снова посадили, недавно вышел, а Михалыча так и не могут вылечить!

Соседи за столом напротив допили свое пиво и собрали деньги еще на одну кружку. Один, постарше, с улыбкой обратился к друзьям детства:

– Мужики, можно у вас рыбьи плавники взять? Вы их все равно не едите!

Бекетов молча положил им на тарелку два оторванных плавника и хвост воблы. Внезапно подумалось: «А хорошо, что я отсюда уехал! Кем я бы стал здесь, в родной провинции, после таких перемен в городе?»

Они благодарно кивнули головами, радуясь великодушию людей за столиком. Взрослые мужчины, обрадовавшись кусочкам

сухой рыбы, вызывали жалость, и Виктор Сергеевич, переключая внимание на Санька, спросил:

– А где Светка Жукова?

Товарищ рассмеялся, придвигая к себе тарелку с копченой тюлькой.

– Замуж вышла. За военного. Сразу после тебя и уехала. Видел ее лет десять назад. Поправилась, важная стала. Приезжала в город. Их семью за консервный завод переселили, не вижу давно.

Они чокнулись, и Бекетов снова подумал: «А хорошо, что я уехал!»

Снова заболело сердце, как тогда, около старых тутовников. Теперь после разговора о первой любви Свете Жуковой, первой красавице класса, да и всей школы.

После поцелуя на темной веранде старого дома они поклялись друг другу в вечной любви. В шестнадцать лет вечность – категория временная. До первой встречи и свидания с молодым курсантом военного училища. Они с Саней подождали, пока он проводит Свету домой, и встретили его на углу улицы. Худой первокурсник не имел ни малейшего шанса против Витька и Санька, спортсменов, каждый вечер занимающихся тяжелой атлетикой. Курсант выслушал их категоричное требование и спокойно ответил: «Я люблю ее и никого не боюсь, она любит меня! Мы скоро поженимся. Она дала мне свое согласие!»

Детство и отрочество ушли в тот лунный вечер, когда после его слов они молча расступились, давая ему пройти к трамвайной остановке.

Сердцу не прикажешь, особенно женскому.

Рядом, за соседним столом, кто-то уронил пустую стеклянную кружку на пол, и она взорвалась, разлетевшись на мелкие кусочки.

– Нинка! – сурово позвал бармен за стойкой. – Столик твой, разберись.

Бекетов расстегнул вторую пуговицу рубашки на груди.

«Да что же это так душно в зале и так накурено! О чем говорит Санек? Вот это номер, уши заложило! Почему он смотрит так тревожно? Надо пойти на воздух. Саня, пойдем на улицу, мне что-то нехорошо! Почему я себя не слышу?..»

Лежачего на полу Бекетова обступили посетители. Кто-то побежал вызывать скорую помощь, кто-то удивленно показывал на полную кружку пива: «Смотри, и не пил ничего!»

Большая общая палата кардиологического отделения областной больницы была полностью заполнена людьми. Открытая форточка давно не мытого окна не могла перебить запах несвежего белья и кислой капусты – столовая была недалеко.

Санитарка протирала пол влажной тряпкой, двигая стулья. Она недовольно сказала Сане, сидящему около ног больного: «Очнулся твой собутыльник!»

Потолок был в щелях, по нему задумчиво и неспешно ползла большая черная муха. В углу кто-то кашлял, слабо и приглушенно, как кашляют сильно больные люди. Бекетов вздохнул. Он лежал в трусах под старой простыней с большим штампом больницы в углу. Грудь болела, а голова стала тяжелой, как будто в ней была не кровь, а ртуть.

«Чего это со мной?» – слабо шевельнулась где-то в глубине сознания мысль.

Перед ним возник друг детства, радостно улыбаясь. Он был во вчерашней рубашке, небритый.