Сборник рассказов
Шрифт:
А если не переживу — вас же много: скиньтесь по рублю мне на памятник. И по пятьдесят копеек на памятник моему мужу. Ведь мы этого достойны.
С новым счастьем!
21-12-2011
Часы показывать двадцать минут второго ночи.
— И где эта мразь? — Очень доброжелательно поинтересовалась я.
— Щас будет. — Неуверенно пообещал Ляля, и уставился на входную дверь.
— Почти полвторого уже. Ночи! — Я давила на Лялю фактами, — он уже, наверное, где-то мёртвый лежит,
— Щас будет. — Тоскливо повторил Ляля в триста сорок шестой раз, и как бы невзначай прикрыл руками голову.
— Всё, Лида. Хуй нам, а не Дед Мороз. — Озвучила мою невысказанную мысль Ершова. — Скидывай парадный зипун, убирай в сейф кокошник, отстёгивай накладные волосы и иди спать в ванную. Программа передач на сегодня окончена.
И тут в дверь позвонили.
* * *
За пять часов до описанных событий.
— Ляля! Ты деда на какое время заказал? — Юлька кидала в кипящую кастрюлю термобигуди с расстояния в два метра.
— На полпервого. — Крикнул Ляля из прихожей, где уже больше получаса примеривал перед зеркалом три одинаковых зелёных галстука, и никак не мог выбрать подходящий.
— Так в полпервого это ж не дед будет, а говно синее! — Возмутилась Юлька, и кинула бигудятиной в Лялю. — Тебе что сказали? На десять заказывай. На десять! После двенадцати деды в три раза дешевле, потому что это не деды уже, а фантомы с перегаром. Денег тебе дали на десятичасового деда, а ты, поди, рублей пятьсот оттуда пропил — вот и результат.
— Не пил я, девки! — Раненой птицей заголосил из прихожей Ляля, и мы обе тут же поняли: пил. Пил, гад. Как минимум, рублей на шестьсот-шестьсот двадцать.
Ляля жил с Юлькиной мамой вот уже пятый год, и по паспорту носил совершенно нечеловеческое имя, начинающееся со слова Иляс, и заканчивающееся чем-то похожим на Ибн Мухаммед-Бей. Потому что Иляса, вместе с магнитиками и браслетами от сглаза, привезла из Турции Юлькина мама. Вот так, да. Привезла из отпуска. При этом справедливо рассудив, что данный волосатый сувенир не надо сходу демонстрировать двум взрослым дочерям и одной несовершеннолетней внучке.
Дочери и внучка заподозрили неладное, когда заметили, что каждый вечер их мама и бабушка заворачивает в газету кастрюлю с тушёной бараниной, и уходит на улицу, сказав, что идёт покормить птичек. И, поскольку дочери совершенно точно знали, что в наших широтах не водятся птички, жрущие по два килограмма баранины в день — они призвали мать к ответу. Из матери получился бы плохой партизан, потому что она не стала кривляться и вопрошать «Какие фашы докасательсфа?», и уже на первой минуте допроса выдала Лялю с потрохами: да, бараниной я кормлю сына турецкоподданного, потомка янычар, которого я привезла контрабандой из Турции, и который сейчас живёт на голубятне за углом. Он любит меня и мою баранину. Я женщина, и имею право быть счастливой. Мы с Лялей поженились позавчера. Вот кольцо, вот свидетельство о браке, а вот фото, где мы с Лялей бежим по пляжу и по загорающим жирным немцам, счастливо улыбаясь.
В общем, дочерям не оставалось ничего другого, как позволить матери быть счастливой женщиной, не пряча своё счастье от чужих глаз. Так в их доме поселился Иляс, которого домашние ласково называли Лялей. Ляля оказался вполне себе хорошим мужиком,
— Ну, спасибо тебе, папа-джан! — Юлька поклонилась Ляле в пояс, кинула в кастрюлю очередную бигудятину, промахнулась мимо, и ругнулась: — Блять!
— Такой красивый, а ругаешься. — Побранил Юльку из-за угла Ляля. — Нехорошо.
— Это я ещё без бигудей. Была б в бигудях и накрашенная — вообще отпиздила. — Похвалилась Ершова.
— А у меня есть нож. Нож, приносящий смерть и расчленение. — Филосовски и издалека поддержала я Юльку, не переставая разделывать на газете селёдку. — И если твоего деда принесут в три часа ночи пьяные милиционеры — я пущу его в ход.
В прихожей хлопнула закрывающаяся входная дверь, а на зеркале остались сиротливо висеть три зелёных галстука.
* * *
— Дед Мороз! Дед Мороз! — Захлопала в ладошки Юлькина дочка, забралась на табуретку, подтянула праздничные колготки, и приготовилась прочитать Деду новогодний стих.
— Наконец-то. — Юлька поправила поролоновый лифчик, мельком посмотрела на себя в зеркало, и подошла к двери. — Ктооооо таааам?
За дверью молчали. Ребёнок снова подтянул колготки. Ляля вздрогнул. Юлька откашлялась и повторила попытку придать нашей вечеринке оттенок новогодней сказки.
— А кто там такоооооооой? А это, наверное, Дедушка Мороз-Красный-Нооооооос? Который пришёл поздравить хорошую девочку Лерочку?
— Буээээээээээээ… — Послышалось из-за двери, после чего Ляля моментально протрезвел и рванул к окну, забыв, что квартира находится на шестнадцатом этаже, Юлька побелела лицом, а Лерка наивно спросила:
— Там Серый Волк?
— Там Синий Скот. — Я погладила ребёнка по головушке, и взяла её на руки: — Пойдём, детка, баиньки. Дедушка придёт к тебе завтра, обещаю.
— Не пойду! — Лерка вывернулась из моих рук, и побежала к двери. — Мама, открой!
— Лера, не надо… — Юлька не сводила глаз с Ляли, воюющего с заклеенной газетой оконной рамой, и жгла отчима лучом ненависти. — Это кто-то ошибся дверью.
— Там Дед Мороз! — Настаивал ребёнок. — И Серый Волк.
— Никого там нет! — Отчаянно крикнула Юлька, и загородила телом входную дверь. — Никого!
— Кто стучится к вам домой, с белой пышной бородооооооооооуууууууууэээээээээээ — снова стошнило кого-то за дверью, а Лерка закричала: