Сценарист
Шрифт:
Его мнение о бывшем солдате в корне изменилось. Если раньше Айкава считал его спокойным, понимающим и даже душевным человеком, то сейчас он видел в нём лишь садиста, которому нравится издеваться над другими людьми. Опыт подростка на горках отчётливо показал ему это. Дженсен точно наслаждался его криками во время сей небольшой поездке по грани ада, и теперь Син не мог в полной мере доверять этому человеку.
— Выглядишь хреново, — произнёс Тодд, смотря на бледного парня.
— Ещё бы, — сквозь зубы процедил Син. — Я же говорил тебе, что это плохая идея! Как таким вообще наслаждаться то можно?!
— Не обманывай меня! Я слышал, как ты кричал от удовольствия!
— Я кричал от страха! — с возмущением выкрикнул Айкава, но тут же притих, ибо своими криками он мог привлечь к ним ненужное внимание. — Я не получаю радость и
— То есть, когда ты сражаешься с самым сильным героем страны, осознавая, что можешь лишиться жизни, ты страх не испытываешь, но вот на обычном аттракционе, на котором катаются даже дети, ты испытываешь сильный страх, так? Как это вообще работает?
— Перед подобной битвой ты осознаёшь, что можешь умереть, и ты даже можешь предугадать, как это произойдёт. Здесь же ничего не понятно! Ты хоть чувствовал, как рельсы под нами тряслись? Они же могли рухнуть в любой момент!
— Если бы так произошло, мы бы успели применить свои причуды, дабы уцелеть.
— В такой обстановке у меня бы не получилось придумать что-то нормальное! Единственное, в чём бы я помог себе своей причудой — в скорости отложении кирпичей себе в штаны!
— Как грубо.
— Я просто… чертовски боюсь неизвестности.
Айкава подошёл к ближайшей свободной скамейке и плюхнулся на неё, дабы прийти в себя и перевести дыхание. Ему всё ещё было очень плохо, так что требовалось время, чтобы всё вернулось в норму. Дженсен решил тоже воспользоваться небольшой паузой для передышки, потому через мгновение тоже оказался на этой же скамейке, присев рядом с подростком.
— Ты не очень хорошо контролируешь свою причуду, да? — решил задать интересующий его вопрос Дженсен. — Во время спуска с вершины я заметил, что ты пытался активировать свою причуду, но через две секунды тут же прекращал. Пытался её использоваться в стрессовой ситуации? Или же она сама начала активироваться?
Син медленно протёр глаза одной рукой, а второй помассировал виски, чтобы хоть немного лучше соображать. Ужасные картины аттракциона всё ещё мелькали в его глазах, и избавиться от этого пока было не так уж легко. Тем не менее на вопрос ответить он всё же решился, но слегка в замедленной форме, дабы не провоцировать свой желудок на ещё один рвотный позыв.
— В комплексе нас особо не учили пользоваться причудами. Нас обучали лишь основе, а всё остальное лежало лишь на наших плечах. Больше всего внимания уделялось рукопашному бою, изучению всевозможной информации и непосредственно самим экспериментам. Причуды же мы осваивали в свободной время, но не так уж сильно, ибо после всех обязательных процедур нам не очень-то сильно и хотелось развивать свои способности. Скорее, мы просто хотели от них избавиться, дабы над нами не ставили эксперименты. Но, увы, сделать это мы были не в силах, — с горечью вспоминал подросток. — Нормально изучать свои силы я начал лишь тогда, когда оказался в средней школе. Можно сказать, что весь процесс начинался с нуля, несмотря на то, что раньше я пытался что-то практиковать. Так как у меня не было никаких учителей и наставников, я сам придумывал, как можно использовать мою причуду. И за это время… я не придумал ничего лучше, чем просто копировать разные способности из фильмов или у других героев. Что-то оригинальное придумать у меня получается очень редко, так что я очень часто склоняюсь к трюкам из разных фильмов: создание стрелы, которая управляется свистом, была взята из фильма про знаменитых супергероев из космоса, образ Чистильщика был практически полностью скопирован с двух знаменитых героев разных франшиз, одна из которых стебётся над второй, а синие энергетические кулаки так и вовсе были взяты из аниме допричудной эпохи, — говоря об этом, Айкава легко улыбался. — В общем, ничего оригинального — всё ворованное.
— А в чём проблема придумать что-то своё? — немного не понимал мужчина. — Мне казалось, что ты способен на это.
— Я-то способен на это, но в стрессовых ситуациях мой мозг не очень способен придумать что-то новое. В схватке насмерть в голове возникают лишь знакомые образы, которые я видел раньше, потому ими легче воспользоваться. Если же я пытаюсь создать что-то, что раньше, например, не видел в каком-то фильме, это занимает больше времени и усилий, чем простое копирование. Как-то так.
Мужчина в ответ просто кивнул головой. Такое объяснение хоть и было понятным
— Почему ты боишься неизвестности? — вспомнил бывший солдат случайно обронённую фразу подростка.
— Это… трудно объяснить, — замялся Син, не зная, как ответить. — Мне было намного легче жить, когда я только поступил в UA. Я прекрасно знал, чего можно ожидать, и я был готов к любому повороту событий, ибо все они казались мне весьма предсказуемыми. Потому я вёл себя раскованно, весело и задорно, ибо напрягаться не было смысла. Однако, как только я добрался до важной фазы с убийством двух важных фигур в Японии, я осознал, что моё дальнейшее будущее весьма туманно, и я действительно не знал, что может случиться со мной дальше. Конечно, я понимал, что найду некоторые ответы на Ай-Айленде, но это была не та осведомлённость, которой я обладал ранее. Из-за всей этой неопределённости и неизвестности я начал чувствовать себя… слабым и жалким. Мне было не по себе, когда каждый день я просыпался и понимал, что в любой момент может случиться что-то, что будет идти вразрез с моими планами, и это очень сильно давило на меня. Точнее, это всё давит на меня до сих пор, и я боюсь этого. Да, я действительно боюсь неизвестности, ибо из-за неё я не могу гарантировать себе, что смогу дойти до конца — прямо до своей цели. И знаешь… — подросток опустил взгляд, чтобы мужчина не увидел блеск слабости в его глазах, — это делает всё то, что я уже сделал, бессмысленным. Точнее, оно может сделать это таковым, ибо мне стоит ошибиться всего лишь один раз, чтобы всё сделанное мною пошло коту под хвост. Это… пугает меня.
Бывший солдат мог бы прямо сейчас поддержать парня, сказав ему несколько тёплых и подбадривающих слов, но он знал, что это — бесполезное дело. Они не настолько близки, чтобы Айкава воспрянул от его слов и тут же оживился, потому всё, что он мог сделать в этот момент — положить свою руку на плечо Сина и улыбнуться, когда тот резко посмотрел на его лицо. Хоть это и не было высшим жестом поддержки, что способен изменить всё, но это был своеобразный знак, что страх парня является нормальным явлением. Этого было вполне достаточно.
— Ладно, — оживлённо произнёс Тодд и поднялся на ноги. — У нас впереди ещё куча аттракционов, которые мы обязаны попробовать! И мы не остановимся, пока не сделаем это!
— Ты моей смерти хочешь? — усталым и грустным тоном спросил Айкава.
— Я хочу, чтобы ты улыбнулся, и я сделаю всё, чтобы сегодня эта искренняя улыбка засветилась на твоём лице!
Син был поражен словами Тодда, исходившими оттуда, откуда он их совсем не ожидал. Это было нечто непривычное и странное для него. Внутри его ощущения перемешались: смешение удивления, усталости и какого-то странного внутреннего тепла, неожиданно возникшего в его груди. Он не знал, как правильно реагировать на такие слова. Чувства Айкавы были как бы заморожены, и он почти не мог найти подходящие слова или даже эмоции, чтобы ответить на такой проявленный интерес к его благополучию. Однако, даже если у него было недостаточно чувственных реакций, его сердце как будто тронулось от этого неожиданного желания помочь ему улыбнуться. Это было что-то невероятное для Сина, что-то, что редко когда возникало в его душе — некий момент искреннего заботливого отношения.
— Как скажешь, — наигранно сдался он и поднялся со скамьи, после чего они оба направились исследовать остальные аттракционы.
* * *
Они прошли все круги ада, исследовав каждое место каждого из них: карусель на кругу ужаса, комнату страха на кругу подлости и неожиданности, катапульту на кругу потери сознания и новых рвотных позывов и, наконец, гигантские качели на кругу приближающейся смерти. Дженсен от всего этого испытывал невероятное удовольствие, что было видно по его бодрому виду и улыбке, а вот Син… Ну, с ним вообще всё было плохо: ноги дрожали, желудок пытался переварить самого себя, сердце уже давно собрало чемоданы и готовилось покинуть его тело, глаза искали новые орбиты для посещения, уши отказались слышать и начали видеть, лёгкие потеряли желание выполнять свою функцию, из-за чего подростку приходилось вспоминать, как дышать, и делать это всё вручную — без всякого автоматизма.