Счастье Ангела
Шрифт:
На эту роль у нас настоящий кастинг. Награды, заслуги, безупречная биография, куча характеристик, тысячи благодарных и полностью излеченных пациентов. И все это для нас пустой, бесполезный хлам.
Никто ни в чем не продвинулся ни на шаг. Ее состояние становится все хуже и хуже с каждым гребаным днем. Илья стоит к нам спиной и молча смотрит в окно, засунув руки в карманы брюк.
Видеть сына в таком положении просто невыносимо. Его состояние тоже желает лучшего. Мы реже стали с ним разговаривать. Если меня штормит, но я хотя бы хоть как — то пытаюсь
Я точно знаю, вместо отдыха и сна, он все свое время тратит на спортзал. Вернее часами молотит грушу и не только.
Все, что только попадется ему под руки. Стены, кафель, плитка. Все руки у сына стерты до мяса. Но его это в отличии от меня совсем не волнует. Ест от силы раз в день, зато не расстается с сигаретами. Выкуривает одну за одной.
Хотя я и сам не уступаю ему в этом. Ксюша начинает что — то подозревать. Звонит по очереди нам обоим. Она в курсе о нас с Линой. И тоже, как и все, узнала, что она в больнице. Все грозилась прилететь.
И сделала бы так, если бы сын не осадил ее. Сейчас даже мать не в силах помочь сыну. За эти короткие и такие нескончаемые две недели даже внешне Илья сильно изменился. Складка на лбу, темные круги под глазами, усталый, замученный вид.
– Вы меня услышали, Владислав Радионович?
– который раз интересуется у меня очередной профессор психологии.
– Услышал.
– честно отвечаю. Ничего нового, можно и не слушать.
– Вы же видите, мы не в силах помочь. Ей нужно совсем другое учреждение… - мямлит мужик с умным видом. Есть большое желание расхерачить ему морду, как и его бестолковым коллегам.
– В другое учреждение, это в психушку?
– поворачивается и взрывается сын.
Доктор готов под стол от страха залезть. И я его понимаю, на его месте любой бы сделал тоже самое. Достаточно только посмотреть на свирепый вид сына и на его сжатые кулаки, которым он мечтает тоже дать волю.
– Но это не совсем психушка в вашем понимании. Это современный комплекс с лучшими врачами. У вас есть возможность перевезти ее в Швейцарию и …
– Заткнись!
– Илья!
– строго смотрю на сына. Совсем перестаю его узнавать. Мы с Ксюшей не воспитывали его так. Илья всегда был сдержанным и очень воспитанным мальчиком. Так было с самого детства. Никогда он не позволял себе лишнего в отношении кого — либо, тем более старших.
– А что можно здесь еще предпринять?
– заикаясь, продолжает врач.
– Вам тоже самое и до меня сказали мои коллеги. Чем можно помочь, когда пациент сам не хочет ни бороться за себя, ни тем более жить?
– Так а вы на что?
– мгновенно Илья приближается к нему, поднимает за грудки и с силой стряхивает.
– Вы хуевы мозгоправы, ваше дело помогать, а вы не хрена не делаете. От вас всех ей еще хуже!
– Не от нас.
– пытается он отцепить от себя руки сына.
– Она не хочет даже есть. Мы с силой пытаемся ее накормить, но она тут же пытается все это вырвать назад. Мы ее вчетвером с трудом удерживаем.
–
– Синяк это меньшее, что вас должно волновать.
– отвечает доктор. Даже имени его не знаю.
– Только с лекарствами она хотя бы спит, ест и вообще не буянит. Без них она или плачет или пытается навредить себе. Ее постоянно мучают кошмары, она разговаривает сама с собой. В последний раз она пыталась прокусить себе язык.
Хорошо, что она под постоянным наблюдением. Но рана все равно была. И это я молчу про остальные раны на ее теле, которые она также наносит сама себе. Да, нам приходится привязывать ее.
Но это опять же вынужденная мера. Но больше всего вреда ей наносят ваши визиты. Не говорите, что не замечаете, как после них ей становится еще хуже. И не только после вас двоих.
Тоже самое и после визитов ее брата и дяди. Мы в тупике. За мою практику это один из самых тяжелых случаев. На скидку у нее несколько психических диагнозов и расстройств.
– А знаешь, куда я сейчас засуну тебе твои диагнозы? Тогда расстройство тебе точно обеспечено пожизненно, под себя ходить будешь.
– окончательно выходит из себя сын.
– Илья!
– подрываюсь с места и пытаюсь оттащить сына от врача. Но Илья и правда вымахал. Не зря его Молотом прозвали. Наконец сын сам отпускает наглаженный халат доктора и отходит подальше от него.
Тот поправляет волосы, очки и выплевывает нам двоим:
– Хочу также сказать, что мне и моим коллегам гораздо легче общаться с двумя другими посетителями. Они адекватнее вас. Это я уже, как врач, вам говорю.
– Сынок!
– кладу ладонь на его плечо. Илье много не надо. Дай повод и он всю эту навороченную больницу с землей сравняет при чем голыми руками.
– До встречи!
– прощаюсь, не оглядываюсь.
– Мы будем держать вас в курсе. Каждые несколько дней мы меняем тактику лечения и терапию. Но пока без улучшений.
Врач продолжает сотый раз по кругу говорить одно и тоже, но мы с Ильей уже садимся ко мне в машину. Сын так сильно хлопает дверцей, что кажется, и тачка сейчас развалится.
– Блядь!
– матерится сын, когда не получается подкурить.
– Держи.
– подношу огонь к его сигарете, зажатой между губ.
– Ты стал сильно материться в последнее время, Илюш.
– Хочешь поговорить о твоем упущенном моем воспитании? Мне совсем не до этого, если ты не заметил. Илюш… Надо же, - ухмыляется сын.
– Ты меня так лет с семи точно не называл.
– отвечает сын, выпуская едкий дым.
Да, сынок, я многое просрал в этой жизни. И тебя не уследил, и с Линой столько потерял. Думаю про себя. Вслух ничего не говорю. Оба просто курим, каждый думая о своем. Я сделаю все, чтобы у сына была совсем другая судьба.
Есю надо спасать однозначно. Мною движет не только любовь сына к этой девушке. Лина - вот основная причина. Как только она придет в себя, сразу спросит о дочери. Лука сказал никаких нервов.