Счастье Ангела
Шрифт:
– Я бы женился и не один раз.
– повторяю сам себе.
– Если бы знал, что это предотвратит весь кошмар, который мы сейчас снова переживаем. Даже спустя шестнадцать лет у нас с Линой было только три дня, всего три дня, чтобы быть счастливыми. Три дня… - говорю в пустоту, опускаюсь рядом с сыном на пол и выхватываю у него бутылку. Сам присасываюсь и осушаю за раз не меньше трети.
– Я не смогу, отец, просто не смогу. Я собирался если и жениться, то только на Еси. Только ей одной надеть на палец свое кольцо. Я всегда хотел,
– Как у нас с твоей мамой.
– Я отказываюсь, пап. Мы найдем других врачей. Он не единственный. Я люблю Есю, пиздец, как сильно. Я вытащу ее. Не будет никакой свадьбы и фиктивного брака.
– Если и правда любишь ее, должен принять правильное решение. Единственное, самое верное решение.
– Я не отдам ее в руки этого… Не понятно кого. И вообще, отец, у нас с тобой совершенно разные представления о любви. Ты говоришь, что любил за свою жизнь только Ангелину. Но, знаешь, что…
Я бы никогда не смог так, как ты. Любить женщину и позволять касаться ее другому мужику. Знать, что она спит с ним, что другой, а не ты ласкает ее…
– Хватит!
– теперь я разбиваю уже пустую бутылку об пол.
– Что ты знаешь о нас? Что? Ты и понятия не имеешь, что тогда творилось? Что творили братья Борцовы. Особенно отец Руслана.
Мне было, что и кого терять. У меня был ты и твоя мама, был долг, в конце концов тысячи людей, задействованных в деле. Да, я не мог всех бросить в пекло из — за любви. Не смог. Признаюсь.
Но это не трусость. Если бы я был, как ты один, действовал бы по — другому.
– Конечно! Лучше сидеть у себя в кабинете и корчиться от боли, зная, что твою любимую трахает другой и делает ей ребенка.
– Илья!
– мой кулак зависает в миллиметре от лица сына.
– Не доводи до греха! Лучше иди отоспись, ты пьян.
Быстро отворачиваюсь и закуриваю сигарету. Ему сейчас точно нужно уйти. Немедленно. А иначе… Иначе мы набьем друг другу морды, но так и не сдвинемся с места.
– Иди в гостиную, постели себе.
– говорю, не смотря на него.
– Завтра утром съездим к Еси. Ты должен быть в форме.
– Я уйду, отец, уйду. Только вот от себя не уйдешь. Чтобы ты не говорил, но я не поверю, что ты любил Ангелину сильнее, чем я люблю Есю.
Илья уходит, напоследок сильно хряпая дверью.
– Это разная любовь, сын. И мы все разные.
– отвечаю, зная, что мой ответ так никто и не услышит.
глава 65
Снова между сыном и мной стена, еще выше, чем раньше и намного толще. Он наотрез отказывается принять предложение Феликса. А я… А я черт возьми совсем не знаю, что делать дальше.
Нутро молчит, совсем ничего не подсказывает. Мысли и все крутится только вокруг Лины и сына. Илья молчит все утро и всю дорогу до больницы к Еси. Мы с ним и словом не обмолвились, словно опять вернулись туда, где были почти что чужими друг к другу.
Также
Оба, не договариваясь, срываемся с места и бежим к Есиной палате. Судя по количеству персонала, собралось почти все отделение.
– Отошли, блядь, от нее.
– рявкает Илья. Сейчас он не мой сын. Сейчас он Молот, готовый все крушить и всех убивать. Я не присутствовал ни на одном из боев сына, лично не видел его в деле. Только лишь короткие съемки для меня и ничего больше.
А сейчас я по его виду вижу, он готов к атаке, готов защищать свое от всех. Даже эту толпу разложить для него вовсе не проблема.
– Ей нужно срочно вколоть снотворное.
– пытаются достучаться до нас врачи.
– Ей все хуже и хуже. Чтобы ей не дали, ничего не подходит. От лекарств ей только хуже. Такое у нас впервые.
Мы уже кормим ее с пластиковой посуды. В последний раз она пыталась вилкой себя проткнуть. В рот тоже нужно постоянно что — то вставлять. Она уже не раз пыталась прокусить себе язык.
У нас другое отделение, не предназначенное для таких пациентов. И наш персонал к таким буйным совсем не подготовлен. Мы лечим не настолько серьезные расстройства.
Весь этот поток быстрых слов мы слушаем с Ильей, пока Есю одновременно держат несколько медсестер, а врач пытается сделать спасительный укол. Вблизи сильно заметно, как Еся поменялась внешне.
Спутанные, влажные волосы, взгляд расфокусирован, огромные темные мешки под глазами, почти что черные, искусанные в кровь губы, на щеках следы от ногтей, которые не успели еще зажить.
Да и ногти обкусаны до мяса. А еще Еся сильно похудела, очень сильно. Уже за такой короткий промежуток времени в ней уже с трудом узнаешь ту красивую и веселую девочку, какой она была еще совсем недавно.
Еся бросает взгляд то на меня, то на Илью. Укол ей все — таки делают не с первой попытки. Я чувствую, как хренова сыну, как он с трудом дышит, как ему тяжело дается каждый вдох. Видеть в таком состоянии ту, кого так сильно любишь, равносильно аду, даже еще хуже.
– Есь.
– с трудом узнаю голос сына. Настолько ему больно сейчас. Самого скручивает на узлы.
На секунду Еся перестает мотать головой из стороны в сторону и смотрит только на Илью. Ничего не произносит, только молчит. Но из глаз по ее щекам одна за одной текут слезы. Илья хочет подойти и обнять ее, но Еся неожиданно для всех отбивается и кричит со всех сил.
Просит не подходить. Но это не просьбы, это мольба. От криков и плача она сильно закашливается до рвоты.
– Есь, это же я.
– на лице сына тоже вижу эти предательские слезы.
– Я.
– повторяет он.
– Я тебя люблю, Есь. Так сильно люблю. Тебя одну только люблю. Навсегда. Я вытащу тебя, Есь. Клянусь.