Счастливый Мурашкин

Кононов Михаил Борисович

Свернули в переулок. Стало совсем темно. Фонарей в переулке нет, а окна утром не светятся.

— Первый — математика! — громко сказал Мурашкин. Он боялся темноты. В переулке носились тёмные вихри. Идти стало ещё труднее.

— Если на большой переменке Вихров опять полезет, ты крикни,— сказал Одиноков.

— Я — сам! — неожиданно отказался Мурашкин.— Мне вчера отец приём показал. Я теперь хоть пятиклассника — одной левой!

— Какой приём? — удивился Одиноков.

— Самый лучший! Называется — каратэ!

—

Покажи!

— Потом!

Одиноков почувствовал в голосе Мурашкина какую-то хитрость. Это его встревожило. Он знал Мурашкина как человека откровенного. За это и уважал. С детства. С самых яслей.

— Ну, покажи, Мураш! Что тебе — жалко?

— Не стоит,— сказал Мурашкин. И поправил поудобнее лямки ранца.— Каратисты не дерутся. Их и так все боятся!

— Покажи, а то хуже будет!

Они остановились. В темноте лицо Одинокова казалось ещё более суровым и взрослым. Дрались они всего раз в жизни. Ещё в ползунковой группе. С того дня и подружились. Мурашкину мама рассказывала.

Но теперь Одинокое смотрел исподлобья. Не верил, что Мурашкин может его победить.

Мурашкин стал вспоминать отцовский приём. Захват... Подножка... Только сначала нужно крикнуть по-японски, чтобы противник растерялся...

Он представил, как сидит верхом на лежащем Одинокове, а Вихров только дразнится издали, подойти боится. Потом Вихров требует у него пример списать. Но Мурашкин не даёт. И Вихров опять только издали показывает ему кулак...

— Ну? — Одиноков приблизился, поставил портфель на снег.

Они смотрели друг другу в глаза. Ударил порыв метели. И Мурашкину показалось, что он столкнулся с врагом прямо на Северном полюсе. Что Одиноков даже и не Одиноков сейчас, а почти Вихров. Что драться придётся, хочешь не хочешь. И он вздохнул, собрался с силами. И крикнул по-японски так громко, что сам зажмурился.

Одиноков засмеялся. Мурашкин открыл глаза.

И вдруг понял, что не помнит, как нужно делать этот несчастный приём, с чего начинать. Зато он вспомнил, как в детском саду Одинокова дразнили. Три Толстяка — вот как!

Да и при чём тут приём! Приёмом его не возьмешь...

Мурашкин снял ранец, поставил его рядом с портфелем Одинокова. Отошёл на три шага назад. И вдруг бросился на Одинокова, вытянув обе руки вперёд, как он бросался всегда на Вихрова.

Потом Одиноков помогает Мурашкину подняться, отряхивает сзади его пальто, подаёт шапку и ранец.

Одиноков улыбается другу.

— Ничего приёмчик,- говорит он.— Нормально ты меня уложил. Только резче нужно. Понимаешь? Давай покажу!

Но тут слышится школьный звонок. Школа через два дома. А звонок звенит-заливается, и мимо пробегает в расстёгнутой куртке Вихров. Мимоходом Вихров сбивает с Мурашкина ушанку, Одинокова с размаху шлёпает портфелем.

— Ничего! — говорит Мурашкин, принимая от Одинокова шапку.— На большой перемене он у меня получит!

—

Ты его — японским приёмом,— советует Одиноков.— Только — резче. Я помогу, не бойся.

— Я — сам! — говорит Мурашкин.

– Главное — резче! — повторяет Одиноков.

Мурашкин кивает и спокойно натягивает свои красные варежки, хотя до школы рукой подать.

— Нормальные варежки,— говорит Одиноков с уважением.— У боксёрских перчаток тоже один палец...

На большой перемене Вихров стоял у окна. Тихо стоял, вежливо. И Мурашкину надоело ждать, когда Вихров нападет, он сам к нему подошёл. Встал на цыпочки, руку положил на плечо Вихрову, чтобы не убежал, зажмурился и набрал воздуху для атаки.

— Чебурашка, друг! — крикнул Вихров. Ух и скука на каникулах, а? — Он поднял Мурашкина и посадил на подоконник.— Эдька, иди к нам скорей! — И Вихров обнял одной рукой Мурашкина, а другой — подбежавшего Одинокова...

ДИКТАНТ

Начался урок русского языка.

— Я расскажу вам сказку, сказала Людмила Васильевна.— А вы мне поможете. Однажды учитель вошёл в класс и спросил ребят: «Чем знаменита собака?» Что бы ты ответила ему, Кулешова Лариса?

— Собака Лайка была первым на земле космонавтом! — сказала Кулешова.

— Молодец, Лариса. А ещё?

— Собаки людей спасают! — напомнил Эдик Одиноков.— И в горах, и на воде. Одна гора даже в честь собаки называется — Сен-Бернар. И в одном городе даже памятник стоит собакам, которые опыты делали с учёными.

— Ну, Эдик, ты прямо энциклопедия! — улыбнулась Людмила Васильевна.— Только всё у тебя наоборот. По-твоему получается, что и на прогулку собаки своих хозяев выводят, так?

Вихров захохотал. А Мурашкину захотелось собаку. Так захотелось — прямо сил нет терпеть.

И он тихонечко тявкнул.

— Не слышу,— Людмила Васильевна нахмурилась. Что ты сказал, Мурашкин? Ну-ка, погромче!

— Собаки добрые и верные,— сказал Мурашкин.— И в цирке они показывают разные фокусы, некоторые даже на руках умеют ходить.

— Замечательный ответ! — похвалила Людмила Васильевна и взяла мел.— Вот и учитель сказал ребятам: «3амечательно!» А ещё собака знаменита тем, что слово это пишется с буквой «О».

И она написала на доске, а Мурашкин вместе со всеми показал карточку с буквой «О» и прочитал радостно:

— Со-ба-ка!!!

— А с какой буквы начинается слово «язык»? — спросила учительница.— Вспоминайте, мы проходили...

— С буквы «Е»! — вспомнил Генералов.— Потому что он ЕСТ!

И хотя Мурашкин догадывался, что для слова «язык! нужна буква «Я», есть ему всё равно захотелось. Он потихоньку достал из портфеля яблоко и откусил. Прожевал и откусил снова.

— Запишите в тетрадях: «ДИКТАНТ»,— сказала Людмила Васильевна.