Щелкни пальцем только раз
Шрифт:
– А теперь, – сказал он, – я должен вам все рассказать.
– Дело в том, сэр, – сказал Альберт извиняющимся тоном, – что я уже почти все знаю. Понимаете, поскольку я понял, что дело касается хозяйки, я взял на себя смелость поднять телефонную трубку, которая находится в спальне. Я надеялся, что вы не станете меня упрекать, ведь речь идет о хозяйке.
– Я вас не упрекаю, – сказал Томми. – Действительно, если бы пришлось объяснять все сначала...
– Вы дозвонились до больницы, верно? Говорили и с доктором, и со старшей сестрой.
– Нет нужды
– Больница в Маркет-Бейзинге, – недоумевал Альберт. – Она никогда не говорила об этом городе. И адреса такого не оставляла.
– Вполне возможно, что она туда и не собиралась ехать, – сказал Томми. – Насколько можно судить, ее треснули по кумполу в каком-нибудь никому не известном месте. А потом погрузили в машину и выбросили на краю дороги, чтобы кто-нибудь ее подобрал. Считалось бы, что это обычный случай: сбили и быстренько смылись от греха подальше. Завтра разбудите меня в половине седьмого, – добавил он. – Я хочу выехать пораньше.
– Прошу прощения за подгоревшую курицу, сэр. Я поставил ее в духовку, чтобы подогреть, и забыл.
– Бог с ней, с курицей, – сказал Томми. – Я всегда считал, что они глупые птицы, вечно оказываются на дороге, квохчут и лезут под колеса. Закопайте ее завтра утром, да поторжественнее.
– Хозяйка не очень серьезно пострадала? Опасности для жизни нет, сэр? – спросил Альберт.
– Уймите свою буйную фантазию, – посоветовал ему Томми. – Если бы вы слушали как следует, вы бы поняли, что она уже пришла в себя, вспомнила, кто она и где находится, и они обещали держать ее там до моего приезда, а тогда уже я сам о ней позабочусь. Она ни в коем случае не сможет удрать и снова заняться своими идиотскими расследованиями.
– Кстати, о расследованиях, – проговорил Альберт, деликатно кашлянув.
– Мне не особенно хочется касаться этой темы, – заявил Томми. – Забудьте о них, Альберт. Если вам нечем заняться, попробуйте научиться выращивать цветы на балконе или займитесь изучением бухгалтерии.
– Нет, я просто подумал... Я говорю о ключах...
– Ну и что о ключах?
– Я просто размышлял.
– Именно отсюда идут все беды в жизни. От размышлений.
– Ключи к этой истории. Картина, к примеру. Ведь это же ключ, разве не так?
Томми заметил, что Альберт снова повесил картину с домом на прежнее место.
– Если вы считаете, что картина – это ключ, то как вы думаете – к чему? – Он слегка покраснел из-за неловкости произнесенной им фразы. – Я хочу сказать: что все это значит? Это же должно что-нибудь означать. Я думаю, – продолжал Альберт, – если вы извините меня за то, что я собираюсь сказать...
– Выкладывайте, Альберт.
– Я вот подумал о письменном столе.
– О письменном столе?
– Да. О том, который привезли сюда вместе с маленьким столиком, двумя креслами и другими вещами. Вы ведь говорили, что этот стол – фамильная вещь, верно?
– Он принадлежал тетушке Аде.
– Вот о нем я и подумал, сэр. Именно в таких местах и отыскиваются ключи. В старых столах. Во всяких старинных предметах.
–
– Это, конечно, не мое дело, я понимаю, и мне, наверное, не следовало вмешиваться, но, пока вас не было, я невольно поинтересовался. Я просто обязан был посмотреть.
– Что? Посмотреть, что находится в столе?
– Да, посмотреть, нет ли там чего-нибудь, что может оказаться ключом. В старых столах бывают тайники.
– Возможно, – снова согласился Томми.
– Ну и вот. Там и может скрываться ключ. Запертый в секретном ящичке.
– Интересная идея. Но, насколько я понимаю, у тетушки Ады не было никаких оснований прятать что-то в тайниках.
– С этими старыми дамами никогда нельзя быть уверенным. Они любят прятать вещи. Совсем как сойки или сороки. Не помню, которые из них. Там может оказаться тайное завещание или еще что-нибудь в этом же роде, написанное симпатическими чернилами, или же драгоценности.
– Прошу прощения, Альберт, но боюсь, что я должен вас разочаровать. Я совершенно уверен, что в старом письменном столе, принадлежавшем дядюшке Уильяму, не может быть ничего подобного. Обыкновенный старик, который и всегда-то отличался скверным характером, а под конец жизни к тому же оглох и немного спятил.
– Но я все-таки считаю, – настаивал Альберт, – ведь ничего не случится, если мы посмотрим? Во всяком случае, в ящиках надо навести порядок, – добавил он тоном ревностного блюстителя чистоты. – Вы же знаете, как старые дамы обращаются с вещами. Они за ними совершенно не следят, что и немудрено при их-то ревматизме, артрите и так далее.
Томми помедлил с ответом. Он вспомнил, что они с Таппенс быстро осмотрели ящики стола, сложили все бумаги в несколько конвертов, вынули из нижних ящиков два мотка шерсти, две вязаные кофточки, черную бархатную накидку и три новые наволочки и положили все это к остальным вещам и одежде, предназначенным для бедных. Возвратившись домой, они просмотрели бумаги, сложенные в конверты. Ничего интересного там не оказалось.
– Мы уже осматривали этот стол, Альберт, – сказал он наконец. – Целых два вечера потратили. Там оказалось два или три любопытных письма, рецепт, как готовить вареную ветчину, еще какие-то рецепты, старые продовольственные карточки и талоны, еще кое-что связанное с войной. Ничего особенно интересного.
– Но это же, – возразил Альберт, – просто старые бумаги, все, что люди обычно хранят у себя в столах. А я имею в виду совсем другое. Вы знаете, когда я был совсем мальчишкой, я полгода проработал у торговца антиквариатом, частенько помогал ему подделывать вещи под старину. Тогда мне и пришлось столкнуться с тайниками. Они все примерно на один манер. Есть всего два или три способа спрятать в столе тайник, так что если их знать, то обнаружить его нетрудно. Вы не думаете, сэр, что все-таки стоит посмотреть? Мне бы не хотелось делать это самому, без вас. С моей стороны это была бы слишком большая смелость. – Он посмотрел на Томми с умильным видом пса, ждущего подачки.