Щелкни пальцем только раз

Кристи Агата

– Я не думаю, что мисс Паккард особенно разбогатела бы после смерти своих пациенток.

– Это никому не известно, – возразила Таппенс. – Как раз было бы очень разумно не иметь от них никакой выгоды. Надо было уморить одну или двух, очень богатых, которые уже оставили ей свои деньги, но всегда нужно было иметь про запас две-три совершенно естественные смерти, не принесшие никакой выгоды. Поэтому я думаю, что доктор Меррей, возможно, подозревал мисс Паккард, говоря себе в то же время: «Глупости, мне это просто мерещится». И все-таки эта мысль его не оставляла. Второй случай, который он рассказал, подошел бы прислуге, кухарке или даже сиделке. Немолодой

женщине, которая находится в услужении и на которую можно положиться. Вот только мозги у нее повернуты не в ту сторону. Может, она на кого-то сердилась или обижалась или ей не нравилась та или иная пациентка. Трудно строить предположения, поскольку мы никого из них не знаем.

– А третий случай?

– Третий случай представляет известные трудности, – проговорила Таппенс. – Здесь мы имеем дело с человеком, одержимым некоей идеей.

– А может, доктор Меррей просто прибавил этот случай для ровного счета, – сказал Томми и добавил: – Я почему-то вспомнил эту ирландку, сиделку в «Горах».

– Славная такая девушка, мы ей подарили меховую накидку. Ты говоришь о ней?

– Да. Тетушка Ада ее любила. Она так всем сочувствовала, жалела, когда кто-то умирал. Помнишь, ты говорила, что она нервничала, когда мы с ней разговаривали? И она собиралась оттуда уходить, только не сказала нам почему.

– Мне кажется, она была довольно нервная особа. От сиделок не ожидается, чтобы они сочувствовали пациентам. Это оказывает на последних скверное воздействие. От сиделок требуется, чтобы они были сдержанными, хорошо делали свое дело и внушали доверие.

– В тебе заговорила сестра Бересфорд, – усмехнулся Томми.

– Однако вернемся к картине, – сказала Таппенс. – Мы должны сконцентрировать на ней все свое внимание. Мне представляется очень важным то, что ты мне рассказал о миссис Боскоуэн и о твоем визите к ней. Она показалась мне интересной.

– Она действительно интересна, – подтвердил Томми. – Самая интересная особа из всех, с кем мы имели дело в этой истории. Она принадлежит к людям, которые что-то знают, причем знают просто так, не задумываясь над этим. Мне показалось, что ей известно об этом месте то, чего не знаю я – да и ты тоже. Но что-то известно, это определенно.

– Очень странно то, что она сказала о лодке, – заметила Таппенс. – Что первоначально на картине лодки не было. Как ты думаешь, откуда там взялась лодка?

– Ах, понятия не имею.

– А было на лодке название? Я не помню. Впрочем, я не всматривалась.

– На ней написано «Уотерлили» [13] .

– Очень подходящее название для лодки. Что оно мне напоминает?..

– Откуда мне знать.

– И она определенно утверждает, что ее муж эту лодку не рисовал? Он ведь мог пририсовать ее потом.

– Она определенно сказала, что нет.

– Конечно, – размышляла Таппенс вслух, – есть еще одна возможность, которую мы не обсудили. Это насчет того, что меня ударили по голове. Я хочу сказать, что это мог быть посторонний человек, кто-то, кто следил за мной от Маркет– Бейзинга, чтобы выяснить, чем я занимаюсь. Я ведь задавала там кучу всяких вопросов. Была в разных агентствах. У «Блоджет и Берджес» и у всех остальных. Они ничего не хотели мне говорить об этом доме. Были весьма уклончивы. Настолько, что это выглядело противоестественным. Так же было, когда мы пытались узнать про миссис Ланкастер. Адвокаты и банки, владельцы, с которыми нельзя связаться, потому что они живут за границей. В точности та же самая модель. Они посылают

кого-то вслед за моей машиной, желая выяснить, чем я занимаюсь, и, улучив момент, бьют меня по голове. И это приводит нас, – подытожила Таппенс, – к могиле на кладбище. Почему кому-то не понравилось, что я рассматриваю старые могильные плиты? Они ведь все равно были все опрокинуты – банды подростков, которым надоело громить телефонные будки, отправились на кладбище, чтобы повеселиться там, круша могилы, не видные за церковью.

13

Водяная лилия (англ.).

– Ты говорила, что там были какие-то слова, написанные краской или высеченные?

– Да, высеченные резцом, как мне кажется. Человек, который это делал, бросил работу неоконченной – у него ничего не получалось. А вот имя «Лили Уотерс» и возраст «семь лет» были высечены как следует, и еще отрывки слов, похожие на «Всякий, кто... обидит единого из малых сих...», и, наконец, «бремя...».

– Это что-то знакомое.

– Ничего удивительного. Это из Библии. Вот только человек, который это писал, не был вполне уверен, правильно ли он помнит.

– Очень, очень странно.

– И почему это могло кому-то не понравиться? Я же только хотела помочь викарию... и тому бедняге, который разыскивал своего ребенка. Ну вот, мы и возвратились к теме пропавшего ребенка. Миссис Ланкастер говорила об убитом ребенке, которого замуровали позади камина, а миссис Копли болтала о замурованных монахинях, убитых детях, о матери, которая убила ребенка, о любовнике, о незаконном младенце и самоубийстве – сплошные сплетни, слухи и легенды, перемешанные самым фантастическим образом, словно наспех приготовленный пудинг. И все равно, Томми, тут есть один действительный факт – не просто слух или легенда.

– Ты имеешь в виду...

– Я имею в виду детскую куклу, вывалившуюся из каминной трубы «Дома на канале», – старую тряпичную куклу. Она пролежала там достаточно долго – вся была покрыта сажей и разным мусором.

– Жаль, что у нас ее нет, – сказал Томми.

– Нет, есть! – торжествующе воскликнула Таппенс. – Она у меня.

– Ты ее оттуда взяла?

– Да. Понимаешь, я страшно удивилась и решила, что заберу ее с собой и как следует рассмотрю. Она все равно никому не была нужна. Перри, наверное, тут же выбросили бы ее в мусорный ящик. Вот я и взяла ее. Она у меня здесь.

Таппенс встала, подошла к своему чемодану и, порывшись в нем, достала сверток, завернутый в газету.

– Вот она, Томми. Посмотри.

Томми с любопытством развернул газету и осторожно вытащил старую детскую куклу. Ее тряпичные руки и ноги беспомощно болтались, остатки одежды повисли лохмотьями. Туловище, сшитое из тонкой замши и когда-то туго набитое опилками, обмякло, потому что опилки частично высыпались. Когда Томми взял куклу в руки – он сделал это очень осторожно, – туловище ее внезапно расползлось по шву, и из него посыпались опилки и мелкие камешки, которые раскатились по полу. Томми наклонился и аккуратно их подобрал.

– Боже правый! – воскликнул он. – Боже правый!

– Как странно, – удивилась Таппенс. – Кукла, набитая камнями. Может, это насыпалось из камина? Обломки штукатурки и кирпичей?

– Нет, – покачал головой Томми. – Они были внутри.

Он собрал все камешки с пола, а потом засунул палец внутрь тельца куклы и извлек оттуда еще несколько штук. Он поднес их к окну и стал перебирать, внимательно рассматривая. Таппенс наблюдала за ним, ничего не понимая.

– Какая странная идея – набивать куклу камнями, – заметила она.