Щенки
Шрифт:
– Сеанс, – прошептал всё тот же Серёга.
– Я потерял покой. Не ем, не сплю. Учиться не могу. Вместо конспектов пишу песни о своей принцессе.
– Е-е-е-е! – загалдел народ.
– Поэт, – усмехнулся Димас.
– Полиглот, – кивнул Рома.
– Я за ней, – продолжил ободрённый Вадик. – В школе, на улице. Провожаю, встречаю. Обезумел вообще!
Прокатился смешок.
– Она два дня да, три дня нет. Не знаю, что и думать. Любовь вертится передо мной то передом, то задом.
– Какая Любовь? – кричат.
– Про Любку мы пропустили!
– Он
– Перорально! – кричат в ответ.
– В общем, я говорю, Лиза, знакомь с родителями. У меня всё серьёзно. Она дрогнула. Поцеловались. Познакомился с папой – мужи-и-и-и-к!
Хохоток с задних «хулиганских» рядов.
– Суровый дядя. – Мальчишка явно играл на публику. Иван Сергеевич улыбался. – Руку сжал – я чуть сознание не потерял. У вас, говорит, всё серьёзно? Я говорю «да». Он говорит, тогда можете за руку держаться. Я поржал, где-то глубоко внутри, неявно. А Лизу с того дня начал тискать неистово.
Народ загалдел, заулюлюкал. Иван Сергеевич глянул на часы, призвал к тишине.
– Короче, – Вадик почесал нос, – у нас всё произошло.
Воспитатель встал и погрозил пальцем.
– А на второй раз нас её папа настиг! – Вадик театрально всплеснул руками, сорвав всеобщие овации.
– А дальше как у всех. Следствие. Суд. Позор. И в колонию. – Мальчишка уронил голову на грудь.
– Не бзди! – поддержали с задних рядов. – Сдюжим! Вывезем! Братан, крепись!
Вадик покраснел.
– Её отец нас застал, – зачастил он. – Меня пинками за дверь, её за руку и к участковому. Припугнули. В общем, надиктовали ей заявление на меня, и прощай любовь.
– А ты, я смотрю, не унываешь, – прищурился Дима. – А знаешь… То, что ты тут наговорил, ещё проверить надо. А то был тут у нас один. Сначала пел про то, что на спор девушку за попу схватил (мол, думал, что ей больше восемнадцати), а потом оказалось, школьница!
Вадик стушевался. Было видно, что ему эта тема неприятна. К насильникам отношение очень плохое, но не все осуждённые за изнасилование – насильники.
Народ загудел.
– Ну-ну, чего ноете! – прикрикнул Димас.
– Парень потерпел!
– Страдает Вадик!
– Вадику скачуху! – шумело общество.
– Иван Сергеевич! – настойчивее всех тянул руку рыжий Андрейка.
– Ну чего?
– Можно пописать сбегаю?
– Так, всё, – нахмурил брови воспитатель, стараясь не смотреть на Вадика. – Развели тут балаган. Давайте сменим тему.
– Время, – пальцем указал Димас на часы над входной дверью. – Сергеич, расход?
– Расход, – махнул рукой Иван Сергеевич и первым вышел в коридор.
Игнорируя приставания пацанов, воспитатель вышел из отряда, направился в специально отведённое место для курения, потому что в зоне для малолеток курить где попало нельзя. Вообще нигде нельзя.
Иван Сергеевич закурил и задумался, прокручивая в голове слова Вадика, который, похоже, со временем займёт своё положение в отряде.
Старшей дочери воспитателя шёл
Щенки
Повесть
Автор просит учесть, что все негативные эпизоды, описанные в повести, никак не являются отражением истинного отношения сотрудников к осуждённым и осуждённых между собой.
Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями – чистая случайность.
У двери кабинета начальника воспитательной колонии, прижавшись к ней ухом, стоял Илья Картошин. Внутри о чём-то спорили, но слов было не разобрать. Вдруг щёлкнул замок, Илюха отскочил в сторону и с испугом посмотрел на показавшегося в проёме мощного телосложения капитана.
– Картошин, ты готов? – Сотрудник строго посмотрел на оробевшего мальчишку.
– Да, Саныч, – выдохнул тот.
– Я тебе, – погрозил пудовым кулаком капитан, – не Саныч, а Михаил Александрович.
– Так точно, Михаил Александрович, самый лучший начальник отряда! – справившись с волнением, гаркнул, щёлкнув каблуками, Илюха.
– Шут гороховый, – покачал головой капитан. – Заходи, Картошин.
Илья сделал два шага вперёд и остановился, растерянно оглядевшись. У него зарябило в глазах от количества больших и маленьких звёзд на погонах сотрудников администрации. Он испуганно заморгал.
– Чего притих? – Стоящий рядом начальник отряда хлопнул Картошина по спине. – Осуждённый, представьтесь учебно-воспитательному совету.
– Я, Картошин Илья Владимирович, воспитанник воспитательной колонии, прибыл на учебно-воспитательный совет для решения вопроса о моём переводе в реабилитационный центр, находящийся за пределами колонии.
– Год рождения, статья, срок, начало срока, конец срока, – подсказал Михаил Александрович. Картошин чертыхнулся, вызвав улыбки у членов совета, и доложил как положено.
– Товарищ подполковник, товарищи офицеры, – начал Саныч. – Буду краток.
Начальник колонии кивнул.
– Воспитанник Картошин находится в колонии год и один месяц. Местный, прибыл из следственного изолятора, где нарушений, равно как и взысканий, не имел. По прибытии был распределён в мой отряд. Конфликтных ситуаций ни с сотрудниками, ни с осуждёнными не было. За период отбывания наказания неоднократно поощрялся за добросовестный труд, примерное поведение и учёбу. В настоящий момент обучается в девятом классе. Состоит в льготных условиях отбывания наказания. Срок условно-досрочного освобождения подошёл, но воспитанник желает закончить девятый класс в колонии и получить аттестат. Имеет профессии цветовода, повара. Считаю целесообразным для подготовки к освобождению перевести Картошина в реабилитационный центр.