Считай звёзды
Шрифт:
«…Жертва была найдена на окраине леса. После тщательной экспертизы было установлено, что женщина умерла не сразу. После того, как у нее извлекли почки, она еще пыталась добраться до города. Полиция считает, что преступления ведутся целой группой людей. На данный момент, их личности не установле…»
Нейтан каким-то образом оказывается у телевизора, надавив на круглую кнопку, что прекращает гореть красным. Смотрю на темный экран, с хмурым видом отдаваясь мыслям.
— Я пошел, а тебе советую убраться отсюда, — уже без улыбки русый спешит к двери, выходящей в коридор прихожей, но мой напряженный голос вынуждает его
— Кто-нибудь из них был сегодня здесь? — немного поворачиваю голову, чтобы краем глаз видеть лицо Престона. Тот отвечает на зрительный контакт, сохраняя фальшивое спокойствие:
— Да, ты ещё ему смачно врезал.
— Чёрт, — затылком бьюсь о спинку дивана, руки складываю на груди. — Как думаешь, они имеют отношение к тем, кто совершает убийства?
— Не могу сказать того, чего не знаю, но вполне возможно, — Нейтан дергает головой, словно выбрасывая из нее нежелательные мысли. — Ладно, увидимся, — выходит. Сижу в тишине, слыша грохот от закрывшейся входной двери. Наступает молчание. Опускаю взгляд, понимаю, что не стоит так много времени тратить на размышления о пустом, это способствует скоплению мусора в голове. Хлопаю себя по коленям, изображая прилив сил, дабы обмануть сознание, скрыв наличие усталости. Лучше создавать вокруг себя шум. Включаю канал, на котором идет довольно старый черно-белый фильм. Делаю громче звук, желая уничтожить тишину, и бросаю пульт на диван, зашагав в коридор.
Я бы с удовольствием покинул этот дом, забрав мать. Больно странным кажутся многие «обычаи» этой семейки ненормальных, а та комната не уходит из моей головы. Как и загадка ее предназначения. В любом случае, это не должно меня касаться, но пока мать в стенах этого дома, чужое дерьмишко так и липнет. Мне вашего не надо. Со своим еле уживаюсь.
Поднимаюсь на второй этаж, прислушиваюсь, пока иду к запертой комнате. Тихо. Никаких звуков. Останавливаюсь напротив, согревая ладони в карманах кофты. Слушаю. По ту сторону ничего. Начинаю нервно дергать край упаковки от сигарет, пока соображаю, что сказать:
— Я не могу свалить. Там все документы и ключи, — закрываю рот, постучав верхним рядом зубов о нижний. Тишина. С раздражением выдыхаю усталость, накопленную в легких, и поворачиваюсь спиной к стене рядом с дверью. Сажусь, вынув сигареты, чтобы закурить, параллельно насильно вытягиваю из себя слова:
— Ты всё равно не сможешь там долго сидеть, — сжимаю сигарету зубами, теперь перерывая карманы в поисках зажигалки. — Так что давай я просто расплачусь за убыток, заберу вещи и свалю, — процеживаю, чиркая зажигалкой, и подношу огонек к кончику сигареты, начав втягивать никотин. — Многие вещи можно заменить, — дымлю с хмурым видом, пока убираю источник огня обратно в карман, а взглядом натыкаюсь на порванного кролика, что валяется на полу комнаты Райли. Прикусываю внутреннюю сторону щеки, зажав ее зубами, и подношу к губам сигарету:
— Знаю, некоторые вещи заменить нельзя, но… — сильнее свожу брови к переносице, слегка повернув голову к своей двери. — Слышь, ты не могла бы подать какие-то признаки жизни? — затягиваю, вслушиваясь в тишину. — Я не рассчитывал на такую масштабную разруху, поэтому… — начинаю злиться из-за отсутствия ответной реакции. Да, хорошо осознаю свою вину, но и распинаться не в моем стиле, так что раздражение растет непроизвольно. Не в моих силах контролировать его.
Сжав
Сильно затягиваю.
Тишина.
До охерения знакомая ситуация. Отец тоже заперся.
Сажусь к двери, опираясь на ее поверхность спиной, чтобы точно не упустить момент открытия чертовой крепости. Немного задираю рукав кофты, открываю кожу по локоть, не без неприятного ощущения воспринимая травмированную поверхность с обилием ожогов. Местами кожа настолько бледная, что несложно догадаться, чем именно она была атакована. Затрудняюсь сказать, что расстраивает сильнее: то, как люди реагируют на шрамы других, или то, к какому умозаключению они приходят в процессе оценки. Надо мной часто смеялись, считая, что я использую увечья для привлечения внимания. Или мальчишка настолько глуп, что посчитал депрессивный мейнстрим своим верным путем для выделения на фоне общества.
Прижигаю сигарету на месте разгиба локтя.
Самое интересное, что ни один из шрамов не был итогом моего воздействия. Всё это дело рук «единственных и неповторимых» матери. Она просила меня никому не рассказывать. Говорить, что я упал, случайно поранился, играя в лесу, парке, неважно где. Но, чем больше и чаще начали появляться повреждения, тем меньше мне верили. Так что я вовсе замолчал, прекратил объяснять, думаю, поэтому все посчитали меня «больным». Зато мамка весело проводила время со своими ебырями. Судя по звукам, блять.
Убираю сигарету, изучив участок кожи, который довольно часто травмирую. Я хорошо запомнил. Отец выбрал это место. Тогда зрелище вызвало ужас, но с каждым годом всё сильнее понимаю его поступок.
***
«Пап, а где мама?»
Смотрит на мужчину без какого-либо подозрения, так как в голове юного мальчишки ещё нет тех самых разрушающих мыслей — правды о мире вокруг, той самой темной, жгучей, давящей. От того он так спокоен. Может, мама вышла в магазин? Или встретиться с подругами? Мама вернется, просто ему интересно.
В волосах молодого мужчины легкая седина. Неправильно, учитывая его возраст, видеть такую изнеможенность от существования. В глазах усталость, стоит ли ему поспать? Сидит за своим рабочим столом в комнате, пока на пороге топчется ребенок, держащий в руке рюкзак, касающийся пола:
«Мама когда придет?» — смотрит на отца, а тот подпирает голову ладонями, сутулясь, но не выдает своего состояния. Поднимает лицо, начав нервно мять ладони. Пустой взгляд, в котором ещё различимо человеческое тепло, направлен на сына. Вдох. Выдох. Он устал.
«Мы будем играть?» — мальчик ждал возвращения домой. Он указывает ладонью в сторону гитары, что мирно покоится у стены. Мужчина оглядывается на неё. Столько неясного равнодушия выражается во всем его существе… Необычно видеть его таким, и будь мальчишка постарше, он бы обратил на это должное внимание, но не сейчас. Он слишком мал.
Отец поднимается со стула, руки болтаются вдоль тела, пока лениво шаркает к музыкальному инструменту. Сжимает ладонью. Стоит. Смотрит в пустоту где-то в своих ногах.