Сделай что сможешь. Развивая успех

Лео Андрей Васильевич

Городок, больше напоминающий деревню, при нашем появлении оживился, на берег народ высыпал. О, к принятию судов уже и причалы готовы, у берега лёд ещё стоит, а у причалов он взломан и убран. Пока причаливали и баржи подводили, пришёл бывший владелец рудников и заводов. Ох, как же Ефрианд рад моему прибытию! Ну а что, нам предстоит окончательный денежный расчёт, кто ж этому не обрадуется. Но… сначала осмотр заводов и шахт. До темноты кое-что увидеть успеем.

Вот в компании бывшего владельца, его управляющего с помощником и моих ребят мы и отправились на заводские смотрины. Как и говорил Ефрианд, сейчас работают всего две шахты из шести — оловянная и медная, остальные затоплены. Ну, их осмотром мы завтра

с утра займёмся, а сегодня поглядим на заводские строения. Около первого завода при медной шахте находились: дом управляющего и его помощника, заводская контора, дом пастора, православная церковь, несколько изб рабочих-шахтеров, угольные сараи и какие-то мелкие строения.

Сам завод состоит из двух корпусов: в первом находятся медеплавильные печи, вагранка для плавки олова и растгаузы50 для обжигания купферштейна51. Тут же паровая машина стоит, которая качает воздух в плавильные печи, поднимает руду и воду из шахты, а также пилит дрова. Второй корпус используется для дробления и промывки руды, и тоже с помощью паровой машины.

50Растгаузы — специальные печи для обжига (прим. автора).

51Купферштейн — сплав сернистого железа и сернистой меди (прим. автора).

Кстати, прежний управляющий бедственного положения рудников не скрывал, говорил всё как на духу. Ефрианд от его слов даже морщился иногда.

— В прошедшем году вновь заработала оловянная шахта, а на заводе стали выплавлять и медь, и олово. Руды достаточно, но из-за нехватки средств добыча руды и плавка металлов не развиваются. Олова выплавляется крайне мало и главным образом из уже использованного оловянного песка, который мы ещё раз промываем. Лес для печей вынуждены частично закупать, так как заводские запасы леса сильно истощились. Построенная ещё Питкярантской компанией олово-промывочная установка после пожара заброшена, но её можно отремонтировать и вновь запустить. Она приводится в действие посредством водяного колеса в двадцать пять лошадиных сил. Руду и металлы отправляем в основном в Петербург. В летнее время — пароходами и баржами по Ладоге, зимой же руду возим по санному пути вдоль побережья, через города Сердоболь и Кексгольм до станции Франишково и далее почтовой дорогой Санкт-Петербург — Выборг.

— А как нанимали пароходы?

— Последнее время разово: как скопятся руда для заказчиков и металл на продажу, так наём и проводим. Своих судов у нас нет. С доставкой санным путём дело обстоит точно так же. И хоть санный путь дороже, но заказчики до лета не всегда ждать могут.

— Понятно. Ну, теперь заказчиков, кроме путиловских заводов, у вас не будет, так что станет легче. Мы в случае чего и до лета подождать сможем, а летом своими судами всё вывезем.

При оловянной шахте тоже два заводских корпуса построено. В первом мальчишки лет десяти-пятнадцати разбивают руду на мелкие куски и сортируют. Да, блин, сюда паровую машину ещё не поставили — нет средств, — но для подъема руды из шахты и откачки воды такая машина уже используется.

После первичной разборки оловянную руду отправляют на дробильно-промывальный завод — это второй заводской корпус, в нём из руды получают чёрный, тяжёлый и мелкий шлих, содержащий, по словам управляющего, до сорока пяти процентов олова. Затем этот шлих поступает в плавильные печи. Олово отливается прутьями, на английский манер, его помещают в бочки, на дно которых прибивают оловянную дощечку с надписью «Олово с Питкярантских рудников в Финляндии».

В общем, я увидел то, что и ожидал: металлы обогащают и плавят дедовскими способами, наверно и добывают так же. Мне предстоит всё это менять, и менять кардинально. Но… на изменение всего и сразу денег у меня пока нет, значит, обновление придётся проводить постепенно.

Глава 19

Эх-х, как я прекрасно выспался-то! Удивительно, но в комнате, предоставленной мне для проживания, вредных насекомых

в постели не оказалось. Как этого добился карел — владелец дома, я не представляю. А ещё местный воздух меня здорово взбодрил — он существенно отличается от питерского в лучшую сторону. В столице с приходом весны и оттепели с улиц иногда такие «ароматы» идут, что окна не всегда хочется открывать.

Да. Ничего не поделаешь, но современный живой транспортный движитель привык справлять нужду на улице. И вроде заставляют извозчиков лошадкам под хвосты торбы вешать, во избежание падения навоза на дорогу, но… Петербург ведь ещё и военный город — да-да, конных вояк здесь очень много, а они с таким «украшением», как торба под хвостом у родного жеребца, заморачиваться не будут. Вот ещё, делать им, что ли, нечего. Чистота дороги — забота дворников.

Короче, насколько добросовестно дворники работают, настолько и улицы «благоухают». Весной, говорят, всегда так; летом легче станет, правда появится другая напасть столицы — пыль. Мне помнится, в будущем с покрытием дорог асфальтом пыль в Питере всё равно была неуничтожима, что уж про современность говорить. А в Питкяранте и сейчас лепота. Ну… не совсем, конечно, хлев рядом, но свежий ветерок с Ладоги разгоняет ненужные запахи. Чувствую, я здесь отлично и отдохну, и отосплюсь.

Хм, надо только не забыть предупредить помощника управляющего, чтобы он мне баб на ночь больше не «сватал». На фига нам такие развлечения, да ещё после кисы. Блин, как он вчера ласково подъехал: «Позвольте предложить вам скрасить ночь, у нас есть из кого выбрать». Подхалим хренов. Даже мой несовершеннолетний возраст его не остановил. Постеснялся бы хоть, гад.

Не-е, этого жука следует конкретно проверить, а заодно и всё то, с чем его потные ладошки могли соприкасаться. Не удивлюсь, если через него деньги с рудника потоком на сторону утекали.

Осмотр действующих шахт мы начали с оловянной. Предварительно переоделись в конторе в какие-то поношенные робы, которые не жалко ни порвать, ни испачкать, и пошли. Спускаться решили все, кто со мной приехал, а повёл нас вниз Поликарп Евсеевич, можно сказать уже бывший управляющий. Его помощник и хозяин Ефрианд посчитали излишним спускаться вместе с нами.

Вход в шахту — обычная яма в земле, которую накрывает навес на столбах. Перед спуском Поликарп Евсеевич выдал каждому по несколько факелов. Изготовлены они из смоляных планок толщиной с мизинец, соединённых между собой железным обручем. Между прочим, горит такой вроде бы маленький факел более часа, если держать его вертикально, пламенем вверх.

Поначалу спуск в шахту по узкой лестнице был довольно пологим и комфортным. По левую сторону спуска располагаются поручни, а за ними устроен ход для тачек, поднимающих руду из шахты. По правую сторону лежит деревянная труба, по которой откачивают воду. Да, ёшкин кот, высверливают бревно изнутри, вот вам и труба. Ха, да что там труба, здесь и помпы, то есть насосы для откачки воды, сделаны из дерева. Причём воду они качают исправно, я вчера одно из этих чудес древней инженерной мысли даже изучил.

Спустившись в первую галерею, мы останавливаться не стали, а пошли дальше. Вторую также проскочили не осматривая — работы тут прекращены, вся руда выбрана. По словам нашего сопровождающего, общая глубина шахты примерно шестьдесят метров, и пятьдесят пять из них находятся ниже уровня Ладожского озера. Соответственно, сырость начинается с первой же галереи: вода постоянно капает со свода и сочится из трещин в стенах. Представляю, что творится на самой нижней, шестой галерее.

В третьей галерее немного задержались — осмотрели ближайшие штреки, отходящие от галереи. Кстати, я думал, они маленькие и рабочие чуть ли не ползком по ним пробираются, но нет, ширина штрека около четырёх метров, а высота чуть больше двух. В этой галерее добыча руды до сих пор ведётся. Правда, огоньки ламп рудокопов видны вдали едва-едва, как неяркие светлячки, самих же рудокопов и не разглядеть.