Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

Данилюк Семён псевдонимом

Штучные, между прочим. Золотые руки. Я их один к одному подбирал. Ведь сколько денег стране экономят. Им шо светит? - Положим, к их рукам ого-го сколько прилипло. Так что не задаром страдают.
– Предупреждая новый всплеск, Балахнин предостерегающе свел брови: - Про шабашников своих забудь думать. О них уже доложено Лигачеву. Теперь дело на контроле. На его примере готовится проект постановления - о новом усилении борьбы с нетрудовыми доходами. Так что, считай, судьба им такая, мученическая. - А Антон Негрустуев, который здесь вовсе не пришей-не пристегни? Я ж тебя за него просил!

– Ладно, юродивому

твоему поможем, раз хлопочешь.
– Балахнин скукожил физиономию, передразнивая набычившегося Листопада.
– На днях выпустят. Тем более, его и держали-то под тебя. Фермер, понимаешь, выискался.

Балахнин озадаченно выпятил губу. - А институт, значит, шо я поднял, людей, шо привлек, какому-нибудь Вадичкиному дуролому, который через год всё раздуракует? А опытное хозяйство! Мы ж там сельхозметодику переделали. Такая отдача пошла! Бери и переноси на всю страну. Ведь порушат!

– Таковы условия. Всё понял? - Чего не понять?
– разочарованно протянул Иван.
– Потрендели насчет перестройки, отпустили чуть вожжи. И тут же, выходит, всё заново. Всех загнать и не пущать!

– Хорошо бы. Но уже не выйдет, - Балахнин сожалеюще поцокал языком.
– Больно далеко зашло. Плотины-то по глупости убрали. Вода, как говорится, вышла из берегов. Вот-вот шлюзы снесет. Что в этом случае делать остается? Помнишь, как ты раньше на митинге вещал? Возглавить и повести за собой. Этим и займемся. Пора выращивать собственных коммерсантов из надежных. Не отдавать же в самом деле штурвал всякой шпане.

Он придвинулся поближе к Ивану.

– Есть решение - создавать молодежные банки. Деньги под это найдутся. Серьезные люди заинтересованы, - внушительно добавил он.

Иван недоверчиво тряхнул головой:

– Ишь ты, - частные банки! Чтоб наши старперы такое пропустили. Скорее небо ляжет на землю! Балахнин хитренько подмигнул, поднялся, вытащил из ящика стола туго набитую папку и - шлепнул о стол.

– Читайте! Завидуйте!
– продекламировал он.
– Проектец стратегический. Можно сказать, программа будущей жизни. Не сегодня-завтра опубликуют. Листопад, все еще хмурясь, потянул к себе ксерокопии. Бросил искоса взгляд, затем пригнулся и - жадно, не отрываясь, принялся вчитываться, -перед ним лежал проект Закона о кооперации в СССР. Балахнин с отеческой, понимающей улыбкой наблюдал, как закосил Иванов глаз.

– Вот так-то, - констатировал он.
– Теперь сколотим команду из самых-самых и - вперед! Мне предложили подобрать кандидатуру президента будущего банка. Я сказал, что такая есть. Да и тебе пора в Москву на большое дело перебираться. Готов? Как ты там говорил? Если партия скажет: "Надо", комсомол ответит "Есть"!

Молчание Ивана его насторожило.

– Готов, спрашиваю, с нами?!
– требовательно повторил он.

– Нет. Не хочу на готовенькое, - к изумлению Балахнина, отказался Листопад.
– Да и из комсомольского возраста вышел. Теперь я, пожалуй, сам попробую. - Мы два раза не предлагаем!
– зловеще процедил Балахнин.
– - Ничто не изменилось: кто не с нами, тот против нас. Ну?!

– И всё-таки сам, - Иван предвкушающе огладил проект.

* Из следственного изолятора N 1 Антона Негрустуева выпустили с диковинной формулировкой "за нецелесообразностью". Он так и не понял, в чем заключалась целесообразность двухнедельного сидения в камере, за время

которого разрушили дело, что он только начал налаживать. На последнем допросе от Шмелева узнал, что скотину свели. Дом, правда, вопреки предсказанию провидца Листопада, сердобольные соседи не спалили. Но всё, что было внутри, растащили до шурупчика. Хотя, пожалуй, целесообразность как раз в том и заключалась, чтоб разрушить. Он и самого себя ощущал совершенно разрушенным. За спиной прощально лязгнул засов. Никто не сказал: "Руки за спину. Лицом к стене". Антон вышел на крыльцо. Вдохнул воздуха. С вольной стороны дышалось иначе. Слева от входа, у окошка, толпилась очередь на передачу. Сердце Антона защемило. Среди притихших, скорбных людей, преимущественно женщин, он узнал мать. Узнал с трудом. В закутанной в платок, ссутулившейся Александре Яковлевне не было ничего от привычной громогласной руководительницы.

– Матушка, - окликнул, подойдя, Антон.

Александра Яковлевна недоуменно обернулась. Вздрогнула.

– Сынок, - пробормотала она, еще не до конца веря. Опасливо провела рукой по телогрейке.
– А я вот... испекла тут. Я пыталась... ходила... Господи, что ж у тебя с лицом-то? Скулы будто каменные.

Она заплакала. Антона заполнила подзабытая в детстве нежность.

– Ну, ну, маменька, будет, - он приобнял ее и повлек к жилому дому, примыкавшему едва ли не вплотную к тюремной стене.

Очередь завистливо смотрела им вслед.

Двор был еще безлюден. Но, несмотря на утро, майское солнце лупило всерьез, по-летнему.

У металлической помойки Антон стянул телогрейку, положил на проржавелую крышку, поверх водрузил отслужившую кепочку с пуговкой и отправился дальше - уже налегке.

У поворота мать и сын, не сговариваясь, прозорливо оглянулись. Двор оставался всё так же пуст. Но фуфайка с кепочкой бесследно исчезли.

Они засмеялись и боковой тропинкой вышли на площадь Гагарина. Возле райисполкома, перед застекленным окном "Известий", толпились люди. Среди них были и восемнадцатилетние пацаны в "бананах" из плащевки, и тридцати-сорокалетние мужчины, и даже несколько домохозяек. Все пребывали в празднично-возбужденном состоянии.

– Чему радуются, дураки?
– процедила Александра Яковлевна. Подойдя ближе, Антон разглядел, что именно так горячо обсуждалось, - опубликованный Закон "О кооперации в СССР".

Ниже, под газетой, к стенду был прикноплен ксерокс статьи знаменитого экономиста - апологета перестройки - с восторженным комментарием нового, судьбоносного закона, с введением которого СССР, несомненно, в кратчайшие сроки вольется в число цивилизованных рыночных государств.

Мимо Антона и Александры Яковлевны, отделившись от общей группки, прошли двое парней в одинаковых яркожелтых х/б с прострочкой и на кнопках. На лацкане одного из них выделялся огромный, как брошь, значок с изображением Ельцина и подписью по овалу: "Борис, ты прав!".

Переполненные эмоциями, парни не замечали ничего вокруг.

– Первым делом прикупим несколько станков!
– решительно объявил один.
– Увидишь, года не пройдет, такую продукцию выдадим, что шелкоткацкая фабрика в ножки поклонится.