Сделка с профессором
Шрифт:
– Спасибо, доктор, - тихо произнесла она.
Лекарь распрощался и покинул спальню. На этот раз Эдман не пошел его провожать, предпочтя вызвать медина Симпела и перепоручить доктора его заботам.
– Как самочувствие? – спросил Эдман, усаживаясь в кресло возле кровати.
Сонар опустила голову и подтянула одеяло повыше так, чтобы укрыть оголенные плечи с белевшими тонкими лямками кружевной сорочки.
– Вроде бы хорошо, - без особой уверенности ответила она. – Но такое чувство, что если я встану, то непременно упаду. Руки и ноги как будто онемели и плохо слушаются.
– Ты помнишь, что произошло в клубе?
По лицу Беатрис промелькнула тень, она сжала губы, потерла переносицу, будто боясь расплакаться, и кивнула, не прибавив ни слова.
– В карете ты потеряла сознание, - продолжил Эдман. – Я доставил тебя в Глимсбер. Сейчас мы находимся в моем столичном доме. Доктор Хрюст обнаружил у тебя воспаление легких и сильное истощение. Всю прошлую седьмицу он лечил тебя, и сейчас, как ты слышала, все хорошо. Онемение постепенно пройдет. Это от долгого лежания без движения.
– Теперь все понятно, - выдавила Беатрис. – Профессор, я вам очень благодарна за все, что вы для меня сделали. И я, право, не знаю, чем смогу отплатить за вашу заботу. Представляю, сколько хлопот вам доставила моя болезнь.
Эдман смотрел на свою бывшую ученицу и едва ли узнавал в ней ту робкую, без конца извиняющуюся, зажатую адептку, что сидела в кабинете манологии за партой и слушала его лекции. Из огромных серых глаз исчезла наивность и доверчивость, в их глубине притаилась печаль и душевная мука, черты лица утратили детскую округлость, и явственнее проступила заложенная от рождения утонченная аристократичность, жесты приобрели плавность, голос стал глубже и богаче оттенками. На мгновение ему показалось, что перед ним вовсе не восемнадцатилетняя девочка, а взрослая состоявшаяся женщина, познавшая любовь мужчины и ту боль, что подчас она доставляет. Тягостные впечатления пришлись Эдману не по вкусу, и он тряхнул головой – странное наваждение рассеялось, как ни бывало.
«Просто она едва выздоровела, - решил для себя Эдман. – Пройдет седьмица-другая, и она станет такой же, как раньше».
– Прежде всего, - начал он, - я бы хотел кое-что прояснить. Мое настоящее имя максис Эдман Джентес, и я не профессор манологии, а преподаватель боевой магии в столичной академии.
Услышав о том, что личность профессора не является истинной, Беатрис испытала укол разочарования и почувствовала себя обманутой. Эдман, видя ее нахмуренные брови и сталь во взгляде, посчитал, что это вызвано недоверием и принялся снимать слой заклятий за слоем. Скоро перед Бетти вместо жгучего черноглазого брюнета с крючковатым носом сидел ничем не напоминавший профессора синеглазый шатен, с виду лет на десять моложе ее мнимого преподавателя.
– Осталось только сбрить бороду и усы, – сказал он, с раздражением проведя рукой по ненавистной щетине. – В Камелии я работал под личиной по заданию департамента внутренней безопасности. В Нодарской империи стали пропадать дайны, и мы ищем того, кто стоит за этим.
Услышав, ради чего максис Джентес претворялся профессором, Беатрис тут же позабыла невольную обиду и прониклась уважением к его служебным обязанностям.
– Они были там! – выпалила она, судорожно сжимая одеяло. –
Эдман стиснул зубы и процедил:
– Провели обыск, и в клубе никого не нашли. Словно растворились в воздухе. Как им удалось уйти, не представляю. Ты можешь назвать имя того, кто тебя похитил? Мы найдем его и заставим поплатиться за все, что он натворил.
– Похитил? – пробормотала Беатрис, с непониманием глядя на Эдмана. Но тут она смекнула, что сыщики департамента не подозревают о ее добровольном побеге, и решила не упоминать об этом. – Это был…
Бетти хотела сказать «Атли Баренс», но вместо этого у нее получился лишь сиплый всхлип. Горло сдавило, сердце пронзила острая боль, и Бетти захрипела, не в силах сделать даже крошечный глоток воздуха.
Эдман подскочил в синеющей на глазах девушке и протараторил заклятие летаргического сна. Сонар рухнула на постель, приступ удушья отступил, и Эдман бросился вниз, догонять доктора Хрюста.
По счастью, лекарь задержался в прихожей, обсуждая с медином Симпелом снадобья для его супруги.
– Доктор, скорее! – закричал с лестницы Эдман. – Беатрис чуть не погибла!
– Что?! – взревел лекарь и помчался наверх.
Они вдвоем склонились над мирно спящей девушкой, и доктор тихо спросил:
– Как это понимать, максис Джентес?
Эдман коротко обрисовал случившееся и сказал:
– Дайна Сонар – важная свидетельница по одному делу. Я попросил назвать преступника, и как только она готова была произнести его имя, тут же схватилась за горло.
Доктор с мрачным видом перестроил зрение и начал рассматривать древние плетения, будто впервые их увидел.
– Взгляните сюда, – указал он Эдману на бронзовые нити, сменившие свою структуру и теперь впивавшиеся в шею и сердце девушки. – Их действие активировано. Они должны были убить ее, как только она нарушит заложенное в чарах условие. Как вы догадались, что нужно ее усыпить?
– У нас в полку был один случай, – начал говорить Эдман, но тут же махнул рукой. – Неважно. В тот раз мне удалось предотвратить смерть моего помощника именно таким способом. Я так понял, что глубокий сон имитирует наступление смерти, поэтому чары не убивают свою жертву до конца.
– Только вот не понятно, – отозвался лекарь, – если она проснется, заклятие возобновит свое действие и умертвит ее? Или нет?
Эдман сжал челюсти и выдавил:
– Мой помощник остался жив. Но это не гарантирует того же самого в случае Сонар.
Доктор испытующе посмотрел Эдману в глаза и задал вопрос, уже приходивший тому в голову:
– Вы сейчас пробудите ее? Или будете ждать помощи?
– Если бы я знал, как ей помочь, – с отчаянием проговорил он, – то ждал бы, сколько потребуется. Но здесь дело не во времени, а в самих чарах. Если они примут сон за подобие смерти и сочтут заложенное в них условие выполненным, то она останется жива. А если нет… Впрочем не будем заранее об этом.
Эдман еще раз осмотрел бронзовую сетку смертоносных плетений и обратился к лекарю: